...Самая смешная в этом смысле дискуссия была о том, литература ли фантастика. Когда всё закончилось, кое-кто стал делать вид, что это такой юмор, вроде пародийного спора "Возможна ли дружба между юношей и девушкой". Нет, люди с большой долей серьёзности ругались так же, как ругаются в своих публичных дневниках и Живом Журнале.
И всё это напоминает яростные споры в Учредительном собрании, пока матрос Железняк поднимается по лестнице. Спор о том, кто лучше - написавший о космических пауках N., или M., написавший про драконов вроде спора о том, что было более конструктивно - предложение октябриста N. или кадета М. перед тем, как Железняк распахнул двери.
Нет этого спора, как нет чёткого различия между фантастикой и прочей литературой. И всем гореть в адовом огне снижения тиражей, исчезновения традиции чтения и стука писательских зубов о полку.
Не надо думать, что эта кризисная ситуация всех уравняет, как раз наоборот, кончается корпоративная уравниловка, когда принадлежность к фантастике была каким-то интересным и спасительным качеством. Так, в своё время, таким качеством была принадлежность к "национальным литературами СССР". Существовали квоты на издание, был государственный заказ на перевод (который часто получали лучшие поэты - от Ахматовой до Пастернака), но кончилось всё это форменным безобразием.
Да, долгое время корпорация "Фантастика" держалась на авторитете писателей пятидесятых-семидесятых годов. Она была местом бегства от власти и спасительным заповедником (как и детская литература). Ситуация осложняется тем, что критики из толстых журналов и колумнисты обратили внимание на фантастику, вернее, на лейбл "фантастика" в тот момент, когда корпорация "Фантастика" уже прошла своё акме, и благополучно скомпрометировала себя четыреста девяносто девятью и в год про космических пауков (Я оставил один роман на случай, если кто-то обиженно "А как же наш гениальный N?"). Это естественное запаздывание в культуре - что-то потеряло силу ровно в тот момент, когда эту силу обнаружили. Будто американский коммунист-романтик, воспевающий "великий эксперимент" в СССР, когда Советская власть уже уволила революционную романтику за выслугою лет, Малевич умер, а Маяковский застрелился.
Да, сейчас стартовые тиражи в фантастике на порядок выше, чем в "литературе толстых журналов", но это такая армия массовой культуры военной поры - винтовка одна на отделение, половина новобранцев не доедет до фронта, а из доехавших большую часть выкосят в первом бою.
Я думаю, что пройдёт год-два, и привлекательность лейбла окончательно потускнеет, и число романов (и писателей, отождествляющих себя с жанром) сократится.
Извините, если кого обидел.
