Вообще, история с Солкиным в "Школе злословия" очень интересна. Это как с каким-нибудь приключением, когда ты вляпаешься вдали от дома в неприятную историю, спиздят бумажник, обвинят в чём-то, зато потом, при отстутствии прочих последствий, становится источником множества баек и даже бросает какой-то героический отсвет на рассказчика.
Так и здесь - скверный анекдот приводит к постановке нескольких интересных вопросов.
Во-первых, как условное добро должно дискутировать с условным злом? Можно ли плюнуть в собеседника, кричать на него, а потом забив досмерти табуреткой, помочиться на труп? Это интересный вопрос, и пока я не придумал, как на негоо ответить.
Во-вторых, это вопрос о нашей компетенции. Дело в том, что у нас как бы два полюса компетенции - все могут говорить обо всём (и это поддерживается, по крайней мере на словах, диктатурой демократии), другая крайность - требовать от человека, высказывающего суждение, абсолютной компетентности. В первом случает мы получаем радостную толпу демократических идеотов, наперебой кричащих "Что говорить, когда нечего говорить", во втором случе всё ещё более комично - на моей памяти я встречал писателей, что требовали согласовывать рецензию с автором и редакторов массовой литературы, требующих образоватедльного ценза для рецензентов.
Они, конечно, в своём праве - но абсолютная компетентность что-то вроде карты масштаба 1:1. Изделие забавное, но непонятно как его произвести, и, главное, это совершенно борхесова реальность удвоения.
Я сейчас поясню это двумя расхожими примерами с другой стороны. Есть известная фраза "Если идею невозможно объяснить простыми словамии уборщице, то она неверна", и вторая - "Право на высказывание нужно заслужить тяжёлой предварительной работой самообразования".
Кто прав - совершенно непонятно, а я пошёл в лабаз.
Куплю фисташек.
Извините, если кого обидел.