Путешествие строго, как праздничная демонстрация, и серьёзно, как карнавальное шествие. Шествие в пути, путешествие. Оно бесконечно, на северо-запад, в страну пресвитера Иоанна, а, может быть, и в ад. Дорогой Святого Бредана, обратно в Средиземное море, мимо китов и прокуроров.
Под парусом и пешком. Шагом, шагом, шагом, и снова на катере к такой-то и туда-то. Ах, господибожемой, путешествие.
Путешествие Одиссея, толстого хоббита, из Дианы в Пуатье, из Петербурга в Москву, вокруг света в восемьдесят дней без паспорта и визы, но с розою в руке...
Уж полночь близится, и ныне, в малороссийския пустыне умолкло всё, Татьяна спит... Ямщик сидит на облучке, шалун уж заморозил пальчик, а рельсы-то, как водится, у горизонта сходятся и стыки рельс отсчитывают путь, а с насыпи нам машут пацаны.
Литература навеки завязала роман с путешествием. Моряк из Йорка, отсидев себе всё за 28 лет на тринидадских островах, кинулся в дорогу, как в петлю, и потерялся где-то на бескрайних просторах Сибири. Путь далёк до Типперери.
Молодой человек перемещается по родному Дублину. Чичиков едет по России, а вокруг... Онегин едет. Едут герои того времени, и какое дело им, путешествующим с подорожной, по разным надобностям, до меня. Их путь вечен, как труд Сизифа.
