...Бестолкового любителя леденцов канул след. Он растворился в России - как и положено русскому еврею. Жизнь его была грустна и бестолкова. Жена была скорее южна, чем восточна - сначала в родственном тяготении к Палестине, потом в скитаниях по провинции. Те сладкие леденцовые петушки могли стать, кажется, его последней покупкой. Они были куплены на чужие деньги - своих у него никогда не была. Собственно, его с маленькой девочкой послали за мясом на базар. Ну, да. Хотя в этой редакции (в этом её пересказе, могут появиться варианты, да). Что до детского писателя, то в юности он был большим затейником, дружил с известной экзотической супружеской парой, склонной к мистике вкупе с философией, и оттого однажды вместо какого-то учёного доклада (он числился по этому ведомству) вместо своей речи, лёг на брюхо и пополз мимо кафедры, бормоча что-то вроде "Хлыщу, хлыщу, Христа ищу". Впрочем, его самого жутко раздражало, что он числится не по министерству литературы, а схлопотал аж золотую научную медаль.
Второй же - тоже детский в той же мере, в какой детским считают городского сумасшедшего с трубкой, который узурпирован голубем-дутышем, господина в грязном шарфе, коий он держит по неряшеству за аристократическое кашне. Господину деньги идут немеряные, за каждого из дохлых городских сумасшедших. А птицы - что? Нужны ли птицам деньги? Так что нашу полковую кассу давно пропили. Впрочем, у искателя хлыста был прешественник - внешне чопорный и брезгливый, названный одним гением "певцом крестьянства", что вовсе странно. Он успел на пароход и закончил жизнь во французской траве.
Их учитель стал особенно известен только тогда, когда упали оковы и темницы превратились в либеральные светлицы. Либералы старались не замечать его явного антисемитизма, который был более похож на извращённую любовь к этой нации, а державники недолюбливали его за невнятную половую жизнь и релегиозные умствования.
Извращенцем-юдофилом можнопоинтересоваться у старого еврея Яндекса. Он ответит вам, что деятель сей - однофамилец позабытого революционера, в честь которого даже улица названа в районе метро Беговая, учительство своё ненавидел и, как только это стало возможно, с превеликой радостью его оставил. А до того, прежде, чем одного из гимназистов исключить, его же от исключения и спас. Но при этом всю жизнь довлел над ним далеким злым гением, нелюбимым учителем географии по прозвищу Козел.
Извините, если кого обидел