...Я постараюсь объяснить, почему это так - вот мы имеем внутри кубышки какую-то литературную цивилизацию, эта кубышка - часть наследства, с которым мы не знаем что делать, оно будет постепенно разрушаться как русские усадьбы. Но редкий любитель на развалинах начинает перебирать обгорелые листы, будто клюёт падаль. Читатель историй про Епифань и прекрасный и яростный мир железнодорожных чудовищ - тот читатель, что был современником автора, переживал это по другому.
А сейчас мы смотрим на это чуть сверху, и начинаем пережёвывать и переваривать этот сюжет, будто птицы, что вырвали кусок из мёртвого мира и снова поднялись на высоту.
И вот я, с куском добычи в клюве, беспорядочно машу крыльями, поднимаюсь выше - и вижу, что ничего за полвека в этой пустыне не родилось. Ничего - но это более не литературный сюжет, а читательский, продукт не писательского труда, а читательского.
Извините, если кого обидел
