Но потом я вдруг перемещаюсь в пространстве. Я не то во Франции, не то в Югославии 1945 года – разговариваю с русскими партизанами и угнанными рабочими, которых человек десять. Статус у меня странный – я из Москвы, но Москвы-2007. Поэтому я пытаюсь рассказать о всех гранях этого выбора, предупредить об опасностях, чтобы они сами решили – возвращаться или нет. Сначала кажется, что это именно Франция – потому что часть деталей из воспоминаний Бунина о бывших русских пленных, что ходят по Парижу в самостоятельно пошитой советской форме. Да и сама обстановка довольно специфичная, с ощущением «мы – дети великой страны»
Югославия возникает оттого, что вижу среди своих сына Льва Толстого. Мы с ним сидим в каком-то кабинет, где он читает мне свою, только что написанную эпиграмму:
Кухарка в погребах
А дворник мной уволен.
Старик мой в смешанных тонах
А я доволен.
Потом я возвращаюсь к этим перемещённым лицам, что произойдёт дальше - отчего-то упираю на то, что знаю, когда умрёт Сталин, но понимаю, что они мне не поверят. Всё же рассказываю, но им уже пора, в новую жизнь.
Извините, если кого обидел
