...Но тут оказалось, что их уже пригласили в один частный дом. Они объели его и двинулись дальше. В следующем доме кормили бутербродами величиной с напёрсток, и они двинулись на чей-то праздник. Однако ж, они, кажется, перепутали адрес – потому что вместо разбитной донской казачки, снимавшей полторы комнаты на столичной окраине, им отворила какая-то старуха. Но было поздно, на улице завывал ветер, холод пробирался за пазуху, а в этом доме явно принимали.
На столе стояли грязные тарелки, несколько неизвестных спали по углам. Один даже заснул в оранжевой форме дворника, прижав к груди скребок для снега.
- А что, бабуся, - сказал Халява, идя за старухой, - если бы так, как говорят... ей-богу, в животе как будто кто колесами стал ездить. С самого утра вот хоть бы щепка была во рту.
- Вишь, чего захотел! - сказала старуха. - Нет у меня, нет ничего такого. Ступайте, ступайте! и будьте довольны тем, что дают вам. Вот черт принес на поминки каких нежных!
Малыш пришел в совершенное уныние от таких слов. Но вдруг нос его почувствовал запах сушеной рыбы. Он глянул на шаровары друга Халявы, шедшего с ним рядом, и увидел, что из кармана его торчал преогромный рыбий хвост: богослов уже успел подтибрить со стола целого карася. И так как он это производил не из какой-нибудь корысти, но единственно по привычке, и, позабывши совершенно о своем карасе, уже разглядывал, что бы такое стянуть другое, не имея намерения пропустить даже проколотой шины, - то Малыш запустил руку в его карман, как в свой собственный, и вытащил карася.
Но до карася сразу дело не дошло, и спать друзьям не вышло с первого разу. Разложившись в чулане, они долго ворочались, а Малыш тихонько щипал карася. Но вот, наконец, Халява не прислушался:
- Слышите ли, хлопцы, крики? Кто-то зовет нас на помощь!
- Мы слышим крики, и кажется, с той стороны, - разом отвечали друзья, указывая на коридор.
Но все стихло. Они приоткрыли дверь, и вдруг недвижно уставили очи. Страх и холод прорезался в молодые жилы.
Дверь вдали заскрипела, и тихо вышел из неё, высохший, будто мертвец, человек. Борода до пояса; на пальцах когти длинные, еще длиннее самих пальцев. Тихо поднял он руки вверх. Лицо всё задрожало у него и покривилось. Страшную муку, видно, терпел он. "Душно мне! душно! Пить!" - простонал он диким, нечеловечьим голосом. Голос его, будто нож, царапал сердце, и мертвец вдруг скрылся на кухне.
Заскрипела тут другая дверь, и опять вышел человек, ещё страшнее, ещё выше прежнего; весь зарос, борода по колена и еще длиннее костяные когти. Еще диче закричал он: "Душно мне! Душно мне! Пить! Пить!" - и ушел на кухню. Где-то, невидимая, скрипнула третья дверь, и третий гость показался в коридоре. Казалось, одни только кости шествовали над полом. Борода по самые пяты; пальцы с длинными когтями вонзились в паркет.
Страшно протянул он руки вверх, как будто хотел достать люстру, и закричал так, как будто кто-нибудь стал пилить его желтые кости...
Всё вдруг пропало, как будто не бывало; однако ж долго курили друзья в чужом чулане. Даже карась был позабыт.
- Не пугайся, Малыш! – произнёс, наконец, Халява.
- Гляди: ничего нет! - говорил он, указывая по сторонам. - Это проклятая старуха подпоила гостей палёной водкой, чтобы никто не добрался до нечистых её денег.
Молодость взяла своё, и они уснули.
Извините, если кого обидел
