Наутро я покидал имение.
Зарядил дождь, и у меня приключилась мужская мигрень. К тому же чертовка-ключница до крови расцарапала мне спину. В прошлые времена русского викторианства крестьяне такого себе не позволяли.
Крестьяне вышли меня провожать и мычали что-то неразборчивое, ломая шапки. Прохор грузил в подводу банки с огурцами.
Я думал о том, как мы будем жить – я и Россия. Как мы проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других не зная покоя, а когда наступит наш час, я покорно уйду и уже оттуда увижу, хороши ли будут те розы, что моя страна положит мне в гроб.
Но мы вместе страдали, мы плакали, нам было горько, и оттого Бог сжалится над нами, и мы увидим жизнь светлую, прекрасную, гламурную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой - и отдохнем. Верьте!..
Я почувствовал, что уже не бормочу, а говорю в полный голос, и крестьяне, услышав мои слова, упали на колени.
Отринув прошлое, я стукнул возницу в спину тростью и крикнул на прощание:
- Мы отдохнем!
Извините, если кого обидел