История про Илью Муромца.
Однажды посетил я памятное место, давшее ему имя.
Этот герой странен. Про него писали Буслаев и Веселовский, Миллер и Пропп, Пушкин зачем-то сделал его дьяческим сыном. День его 19 декабря. Он возглавляет всех русских богатырей, что будто пограничники встали на васнецовской картине. Его подвиги нумерованы как подвиги Геракла, причём всегда кровожадны и многосмертны. Вот он орёт в чистом поле неведомому противнику: "Дам тебе поушину, будет в спине отдушина; дам в висок - посыплется песок"! А вот вваливается в избу: "Ты бы, старушка, не училась много богатыря спрашивать - училась бы кормить да поить, на постелю спать уложить". Он страшен и брутален, помесь Гаргантюа и Пантагрюэля, татарина и его лошади.
Мне очень нравится история про освобождение Константинополя от Идолища поганом. Там история альтернативна, а Илья Муромец допивает за каликами своё же пиво. Он спрятался навсегда в Антониевой пещере Киево-Печорской лавры. В его теле ковырялись археологи, и, не разгадав ничего, только добавили загадок.
А потом я заглянул в Карачарово. Так вот, на узкой улочке стоял кривоватый дом с мемориальной доской. К нам вышел пузатый и весёлый хозяин. Хозяин сокрушался, что когда делали газовое отопление, сломали печь. Он решил сложить её заново.
Была у хозяина мечта - сидеть на печи и принимать от туристов живительную воду. Это был вполне приятный толстый мужик, весёлый и жизнерадостный. Работал он где-то, любил попариться. Баньку, кстати, что стояла через дорогу, ближе к Клязьме, сложил сам. Была у него своя правда.
Потом он показал фотографию предков. Старик с котом сурово смотрел в объектив. На старике была фуражка с высоким околышем. Старуха печально глядела в сторону.
Эти старики были похожи на немецких крестьян, которых я видел на фотографиях Августа Зандера. Был такой кёльнский фотограф - на его фотографиях крестьяне стояли во фраках на борозде, в тех фраках, которые они одевали только на свадьбы и похороны. Этих крестьян и их фраков уже нет, их всех смело время, они легли в свои пашни под английскими бомбами, их, переодетых в лягушачью форму вморозило в подмосковную землю. А вот взгляд у них был такой же как у муромских старика и старухи.
Мы говорили об исторической личности - то есть, о том, что, судя по костям Илья Муромец действительно долго болел в детстве - что-то с позвоночником у него было. Но вот предсказание калик, о том, что он не умрёт в бою, не сбылось. Сунули ему в грудь какое-то боевое железо. И стал он героем двух стран - одной независимой, а другой - незалежной.
...А потом я поехал дальше. На обочине стоял бронепоезд "Илья Муромец", вернее его некоторая часть. И было известно, что местный народ, разъезжавший на нём, намолотил немало басурман. И даже спалил один такой же германский бронепоезд. Так они стали сочетаться по-новому - Илья Муромец и огнедышащий дракон, современное чудо-юдо.
Этот герой странен. Про него писали Буслаев и Веселовский, Миллер и Пропп, Пушкин зачем-то сделал его дьяческим сыном. День его 19 декабря. Он возглавляет всех русских богатырей, что будто пограничники встали на васнецовской картине. Его подвиги нумерованы как подвиги Геракла, причём всегда кровожадны и многосмертны. Вот он орёт в чистом поле неведомому противнику: "Дам тебе поушину, будет в спине отдушина; дам в висок - посыплется песок"! А вот вваливается в избу: "Ты бы, старушка, не училась много богатыря спрашивать - училась бы кормить да поить, на постелю спать уложить". Он страшен и брутален, помесь Гаргантюа и Пантагрюэля, татарина и его лошади.
Мне очень нравится история про освобождение Константинополя от Идолища поганом. Там история альтернативна, а Илья Муромец допивает за каликами своё же пиво. Он спрятался навсегда в Антониевой пещере Киево-Печорской лавры. В его теле ковырялись археологи, и, не разгадав ничего, только добавили загадок.
А потом я заглянул в Карачарово. Так вот, на узкой улочке стоял кривоватый дом с мемориальной доской. К нам вышел пузатый и весёлый хозяин. Хозяин сокрушался, что когда делали газовое отопление, сломали печь. Он решил сложить её заново.
Была у хозяина мечта - сидеть на печи и принимать от туристов живительную воду. Это был вполне приятный толстый мужик, весёлый и жизнерадостный. Работал он где-то, любил попариться. Баньку, кстати, что стояла через дорогу, ближе к Клязьме, сложил сам. Была у него своя правда.
Потом он показал фотографию предков. Старик с котом сурово смотрел в объектив. На старике была фуражка с высоким околышем. Старуха печально глядела в сторону.
Эти старики были похожи на немецких крестьян, которых я видел на фотографиях Августа Зандера. Был такой кёльнский фотограф - на его фотографиях крестьяне стояли во фраках на борозде, в тех фраках, которые они одевали только на свадьбы и похороны. Этих крестьян и их фраков уже нет, их всех смело время, они легли в свои пашни под английскими бомбами, их, переодетых в лягушачью форму вморозило в подмосковную землю. А вот взгляд у них был такой же как у муромских старика и старухи.
Мы говорили об исторической личности - то есть, о том, что, судя по костям Илья Муромец действительно долго болел в детстве - что-то с позвоночником у него было. Но вот предсказание калик, о том, что он не умрёт в бою, не сбылось. Сунули ему в грудь какое-то боевое железо. И стал он героем двух стран - одной независимой, а другой - незалежной.
...А потом я поехал дальше. На обочине стоял бронепоезд "Илья Муромец", вернее его некоторая часть. И было известно, что местный народ, разъезжавший на нём, намолотил немало басурман. И даже спалил один такой же германский бронепоезд. Так они стали сочетаться по-новому - Илья Муромец и огнедышащий дракон, современное чудо-юдо.