Он таскал ко мне в гости длинные, как обойные рулоны, свои тексты. В текстах сновали гобблины и орки. Я относился к ним скептически, всё это литературой не считая. Кажется, они до сих пор лежат на антресолях в квартире моей одноклассницы, эти его опыты. А я бредил Тыняновым и Шкловским, ОПОЯз катил свои буквы-круги в моих рукописях, и одинаковые слова у нас значили - разное. Но вот он напечатал с десяток книг и стал известным в своём кругу.
А ещё через десять лет я увидел его в Казани, где ему вручали какую-то безденежную премию. Не первую, отнюдь не первую в своей жизни. Потому как он занял своё место - тихо, но прочно. Мимо нас тогда сновали всё те же хоббиты и гномы, про которых он писал. Они, овеществлённые, бренчали жестяными мечами, а настоящая, непридуманная болезнь уже журчала в нём.
Ещё в мае мой одноклассник ездил к нему в больницу. Ничего не предвещало скорого конца, хотя он уже тонул в реке лейкемии.
Мы не были близки, как были тогда, но мир без него не полон.
