По весне всякое случается. Например, фантасты как подорванные, начали писать друг о друге. И я тоже написал, и Нестеров написал, и Громов написал.
А ко мне даже заслали кагановско-тьюрингоского робота, он у меня до сих пор ходит в журнале и ноет, как унылый человек из электрички: «Фендом сгорел,, мейнстримщики в песочницу хотят насрать, поможите, люди добрые…»…
Меж тем, тема про фантастов есть.
Среди условного деления всякой литературы, жизнь оттопталась давным-давно на детективщиках, авторов любовных романов никто в расчёт не принимал изначально, а вот фантасты живут кучно.
Вот в чём мы все немножко правы - так это то, что в фантастике происходит резкая смена поколений. В этом согласны практически все - это потом начинается разнобой: одни говорят, что одно говно сменяется другим, другие - что говно приходит на смену гениям, третьи видят свет в конце фановой трубы. Ура! Начинается очередной виток весенних обсуждений, будет мокрота! Будет мокрота! Квас потечёт.
Чтобы снять некоторые вопросы (и, по большей части, чтобы сформулировать это для себя) я бы так передал собственные ощущения.
1. У нас была великая фантастика. Это было обусловлено тем, что в шестидесятые годы существовала некоторая эйфория от развития советской науки и социальная оптимистичность. К тому же, скоро фантастика, как и детская литература, стала заповедников ля всех, желающих более или менее удобно расположить в кармане фрондёрскую фигу. Мы давно перестали ощущать то, что в те же годы было написано очень много дряни, просто суммарное количество книг было небольшим, редактура не дремала, и весть этот верноподданнический трэш куда-то подевался. Переводчики были тоже ого-го какие – где спасаться человеку от парконтроля, как не в заповеднике перевода – это уж двойное спасение.
2. Потом фантастика удачно реализовалась в девяностые - с одной стороны открылись шлюзы перевода и мы узнали много чего нового (Впрочем и то, что советская переводная система действительно отобрала лучшее, а открытий высокого стиля ожидает совсем немного). С другой стороны в фантастике уже существовала Корпорация, и готовность её к Сетевому существованию оказалось выше чем у многих других групп людей. Наконец, образовательный ценз не пропьёшь так вот сразу, и нынешние сорокалетние могли восприниматься как нормальное поколение.
3. Потом пришли иные времена и совсем иные племена. И тут - хрясь! - понеслось. Перед Корпорацией стал типичный для советской промышленности выбор: либо адаптироваться к мировому счёту, понимая, что никто никому ничего не должен, или поставить барьер, и утверждать, что "Лада-Калина" зашибись какая хорошая машина.
Личный выбор тут был прост - успешный складыватель букв особо не рефлексирует. Он на то и успешный, ему в корпоративно-патриотической сваре время терять нечего. Успешному производителю букв рвать рубаху на груди не надо: он прекрасно знает, что литература дело такое, что ситуация хармсовского писателя, которому читатель говорит: "А по-моему, ты - говно", в ней - просто обыденность.
4. Что теперь? Осталась инфраструктура - Конфенкты, сетевое общение, сборники и серии. Остались группы людей, ощущающих себя в оппозиции к остальной литературе, которую они почему-то называют "мэйнстрим".
Старый капитал фантастического лейбла понемногу проедается - примерно так же, как тускнеют лейблы всех производителей, что не вкладывают больших денег и ума в развитие своего дела. Примерно через пять лет слово "фантастика" будет ассоциироваться не с былым величием "Стругацкие-Булычёв-Брэдбери-не-забудем-н
Мой прогноз такой (и он вполне согласуется с нестеровским (вернее, универсальным) разделением на попсу и артхаус: будут крепкие попсовики, честные поставщики книг с красавицами на обложках, будут независимые писатели - две-три книги за жизнь и возможность в случае чего крикнуть "Мир ещё не дорос до моих творений!".
Будут успешные писатели родом из обоих категорий – и главной морковкой, сладким призом перед ними будет маячить возможность экранизации.
Я единственно против смешения жанров и самовнушения. Я уважаю подвижника, вариант Филонова от фантастики – поживём-увидим, что у него вышло. Я готов примириться с человеком, что в интервью вкручивает о Духовности с большой буквы "Д", а мне потом объясняет у барной стойки: "Знаешь, старик, мне просто очень кушать хотелось… Ну, ты же понимаешь". Но вот человек, которой убедил себя в том, что в слове "духовность" первая буква - большая, у меня вызывает некоторую досаду. Он ещё придумает себе обиду, начнёт кидаться стеклянной тарой... Нет, не надо рядом с таким стоять.
Особенно весной.
Извините, если кого обидел
