Фрекен Бок была мертва. Она была возмутительно мертва – как канцелярский стол в Шведской лиге сексуальных реформ.
В прихожей уже стояла крышка гроба, тоже возмутительно гладкая и белая, такая белая, что на ней хотелось написать химическим карандашом какое-нибудь слово.
Малыш сидел в своей комнате на кровати и уныло смотрел в серое стокгольмское небо. Из-под кровати выползли интересные журналы – теперь им некого было бояться. В журналах было всё: и арбузные груди, и мальчик – мечта поэта. Но теперь Малышу было не до них. Всё было плохо, ужасно плохо – и виноват был только он сам.
Перед смертью фрекен Бок призвала его к себе, и сказала, что драгоценности царевны Анастасии, что она вывезла из сожженного большевиками Петербурга, спрятаны в банке с вареньем.
На кухне, и правда, когда-то стояло двенадцать банок. И все двенадцать Малыш, воспользовавшись болезнью фрекен Бок, вынес на лестницу.
Кто теперь ел это варенье – было непонятно. Чьи зубы хрустнули, прикусив изумруд «Граф Панин» в чайной ложке – было решительно неизвестно.
Извините, если кого обидел