.
Когда он открыл глаза первый раз в жизни, то понял, что не может их закрыть. Глаза были нарисованы, а веки – нет.
Прошло ещё несколько долгих томительных часов, пока эту ошибку исправили. А уши и вовсе появились на следующий день, и он услышал голос Отца.
- Штихели бывают разные, - звучал этот голос откуда-то сбоку, в голосе была трещина, как в полене - для тонких работ употребляется шпицштихель, а…
Тогда он ещё не мог шевелиться, но потом у него появились руки и ноги. Лицо отца наплывало сверху - откуда-то со стороны затылка – грустное, испитое, с сизым носом. В руках у него было овеществлённое слово-заклинание - тонкий стальной стержень, срезанный под углом и заточенный, гравёрная снасть, им отец резал тело своего сына, сперва не вызывая боли.
Отец резал мёртвое дерево, что перестало расти, и стало телом, и под штихелем оно переставало быть мёртвым. Это тело покинуло братство охристой сосны и светлой ели, красно-вишнёвой тяжёлой лиственницы, лёгкой пихты, что не имеет запаха, кедра, чья жёлто-розовая мякоть имеет запах ореха, белой мякоти берёзы, светло-бурого в ядре ясеня. Тело стало живым, и боль в него входила медленно – в касании металла. Затем зажужжала дрель, и сверло вошло в мякоть, а потом дыра заполнилась сталью болта.
И вот тело выгнулось, выталкивая из себя имя, как корковую деревянную пробку выталкивает из себя бутылка шампанского.
- Бу! Бу! Бу!
Отец ждал, когда существо, лежащее перед ним, произнесёт главное слово - имя. Отец был Повелителем дерева, он дышал деревом, ел с него и пил из деревянной кружки и имя его было Карл.,. Он давно поселился в деревянной норе в окружении живых мёртвых деревьев. Деревья тянули свои стволы прямо через хижину, их ветки ещё зелёные у начала достигали очага уже сухими и безжизненными. Там они превращались в пепел, даруя тепло Повелителю дерева. Живое дерево мешалось в этом доме с мёртвым, переходило из одного в другое. Посередине дома стоял огромный дуб, с воткнутым в него Нотунгштихелем, орудьем, что оставил там безвестный герой.
Повелитель дерева жил целую вечность, и помнил время, когда земля покрылась водою, и дождь косыми нитями связал небо с землёй. Тогда его спасло гигантское бревно - Повелитель дерева плыл на нём среди мутной воды. Он причалил к северному безлюдному берегу, к серым скалам, и поселился там, из года в год наблюдая, как растёт вокруг лес и эти скалы заселяются людьми. Как знак места, он стал носить на шее большой ключ, впоследствии названный шведским.
Он давно, в незапамятные времена придумал две науки - науку дереводелания, удаление жизни из дерева и превращение его в вещь, а так же науку обратную – введение души в мёртвый деревянный брусок.
Спустя века он видел учёного, которому по недоразумению отрубили голову вместо его собственной тени. Учёный был печален и носил голову в деревянном ящике, похожем на шарманку. Его звали де Браун, и целый год он жил в норе Повелителя дерева, пока тот строгал голове новый деревянный ящик.
И вот, целый год учёный сидел под гобеленом, изображавшим странные винтокрылые машины, придуманные им самим, и писал книгу. Гобелен был частью платы за столярные работы, а теперь де Браун писал специальным кодом новую книгу – книгу о производстве антропоморфных дендромутантов. Голова сопела в старом ящике, вдыхая запахи стружки и опилок.
Учёный вслепую выводил на странице буквы, и они складывались в слепые слова: «Резчик совершит ошибку, когда, подогреваемый творческим желанием, тотчас возьмётся за дерево с намерением сделать портрет… Это почти всегда приводит к печальным результатам - разочарованию. Опытный скульптор не станет сразу вырезать в дереве портрет, хотя бы потому, что никакой портрет нельзя выполнить без постоянных поисков, коррекций и исправлений, а в дереве это сделать невозможно».
Так начиналась история сына Карла, иначе – Карлсона.
Но по-настоящему эта история начиналась именно сейчас, тогда, когда сосновый, pinnовый человечек, хрипя и треща деревянными суставами, кричал миру о своём истинном имени.
- Бу! Бура! Бура! Бура!..
Имя примеривалось к нему, и цеплялось за края трещины, служившей горлом, рвалось наружу.
Дальше всё было как у всех – он ходил в школу, но ученики сторонились деревянного мальчика. Жизнь складывалась – да не совсем. В том возрасте, когда мальчики серьёзно опасаются роста волос на ладонях и последующей слепоты, Буратино разглядывал у себя ниже живота стальную головку – это непонятный болт уходил внутрь его тела. Но таким вряд ли стоило хвастаться перед одноклассниками.
Он был не как все – живое дерево, кукла, действующая модель человека.
Ненависть к Отцу крепла – это он сделал его, себе на забаву, ему же – на муку.
Иногда ему приходила мысль броситься в костёр, но он отгонял малодушную просьбу к огню. Из книг он знал, что такой же, как он, деревянный мальчик превратился в живого. Но этот мальчик, именем Пиноккио, хотел стать мальчиком, а Буратино хотел только мести. От этого чувства что-то трещало внутри, и текстура тела меняла свой рисунок.
Буратино думал, не начать ли с лака – если пользоваться лаком, то боль уйдёт, чувства притупятся и невзгоды станут менее важны. Но от лака потом почти невозможно избавиться. И он отказался от этой затеи.
К тому времени он давно работал в театре – среди пыльных декораций и старых костюмов. Он таскал плоское и катал круглое.
В театре у него появился единственный друг – Малыш-арлекин с фарфоровым лицом. Малыш давно и безответно был влюблён в инженю – девочку с фиолетовыми волосами и чёрным маникюром. Девушка спала с режиссёром, а над Малышом смеялся весь театр.
Так они и сошлись - Карлсон и малыш. Стихи и проза, дерево и фаянс.
Только ему Карлсон рассказал историю про жучков, которые как-то завелись у него в груди, и только ему Малыш Перро рассказал, что зарабатывал на улице стихами. Карлсон даже подумывал, не открыть ли другу своё подлинное имя.
Однажды, когда они напились в баре "Три вискаря", и Карлсон невпопад рассказывал другу истории людей, что мучают дерево:
- Ты знаешь, что во Франции краснодеревщик звался ebeniste? То есть, он «чёрнодеревщик». Говорят так же, что это означает не того человека, что пилил и скоблил красное дерево, а того, кто работал «по-красному», по-красивому, в последней стадии шлифования носов и ладошек – таких, как у меня…
Потом он стал жаловаться другу на жизнь в прозе (а тот - отвечать ему тем же, только в стихах), к ним подсел неизвестный.
Они разговорились о разных способах пропитки.
- Что предпочитаете? Пейот?
- Квебрахо, - ответил Карлсон и улыбнулся про себя, увидев, как неизвестный кивнул. Он знал, что тот скрывает своё невежество, ибо квебрахо был род тяжёлой и твёрдой древесины из Южной Америки, которая тонет в воде, которую не трогают жучки и прочая членистоногая нечисть.
Малыш Перро уже спал лицом в салате. Только что он снова рассказывал другу о Великой стране, где всё из дерева, где дерево есть главная материя земли, её составляющая, прамать-праматерия. Там питаются берёзовой кашей и кашей из топора, делая последнюю не из зазубренной стали, а из тёплого топорища. Там пишут на бересте и ходят в обуви, что сплетена из коры. Там вместо музыки бьют друг о друга деревянными ложками и вилками…
Над спящим телом, за три рюмки денатурата, неизвестный открыл Карлсону тайну гобелена в доме Повелителя деревьев. Главное, впрочем, было не в гобелене, а в Золотом ключе.
И Карлсона захватила эта мысль – он давно решил найти шведский ключ, и отвинтить болт внизу своего живота. Так он разорвёт свою связь с отцом и бежит в страну, где в моде серый цвет - цвет времени и брёвен. где церкви похожи на ели и неразрывно включены в пейзаж. Даже сделанные из камня храмы напоминают белые грибы, выросшие в особом лесу.
Надо убить своего Отца. Его нужно убить как бога, и тогда все остальные боги умрут. Тогда случится расплата – за всё, за всё. И за боль от шпицштихеля, и за болт, проходящий через всё тело. Расплата за все убитые деревья.
Они с Перро прокрались ночью в хижину Повелителя дерева, и Карлсон без труда выдернул Нотунгштихель из древесного ствола. Твёрдым шагом приблизился он к топчану, где спал Повелитель дерева. Карлсон погрузил в его горло священную сталь, и горло издало тот звук, что издаёт воронка Мальстрема, всасывая остатки мирового океана.
Малыш Перро в испуге отшатнулся, его фаянсовое лицо побелело ещё больше.
Но, не обращая на него внимания, непутёвый сын снял с тела отца Золотой шведский ключ, сразу блеснувший на солнце.
Вместе с Малышом они сорвали гобелен и, обсыпанные пылью, обнаружили за ним огромный красный пропеллер.
Карлсон ещё не знал, что нужно сделать, и двигался по наитию. Он зажал Золотым шведским ключом головку своего болта и повернул. Резьба оказалась левой, и конец болта, разорвав живую мякоть дерева, вылез из спины.
Тогда Карлсон, наконец, понял, кого ждало в потайном месте изобретение безголового де Брауна. Малыш встал у Карлсона за спиной – он с натугой навесил пропеллер на конец болта, теперь выступавший через дыру в курточке.
Резьба совпала, но Малыш, чтобы проверить, несколько раз крутанул деревянную лопасть винта. Карлсон почувствовал, как за спиной образовался круг – сияющий, будто роса на лесной паутине.
Чувствуя, как его поднимает в воздух, Карлсон думал: «Мы сами живём в этом причудливом лесу - совокупности разумных растений, что по недоразумению снабжены человеческими именами. Они шелестят там, в вышине, своими щупальцами-ветками. Иногда людям дают убить нескольких из нас, но в итоге дерево всё равно обнимает человека, когда он перестаёт дышать, и отправляется вместе с ним туда, вглубь - к корням сказочного леса»...
Он летел над угрюмыми водами Балтики, держась прямо над водой – туда, к зубчатым башням и брусчатке, в страну, где всё и все - из дерева. И даже деньги – деревянные.
Извините, если кого обидел