После того, как я два дня говорил про еду, самое время вернуться к бухлу. Я как-то хотел вести колонку, которая бы называлась "Жратва и бухло". Про утончённые блюда и дорогой алкоголь, разумеется. Но везде мне говорили, что название слишком брутальное, а в одной газете моя полоса про водку и вино выходила с грифом "домоводство".
Так вот, о эстетике алкоголя написано много, но по-настоящему важной книгой осталась только поэма Ерофеева. Я как-то уже рассказывал историю про открытие памятников и прочие дела - не стану повторяться.
Попытки написать теоретический текст или сборник текстов об эстетике и этике русского пьянства есть постоянно.
Да только ничего не выходит. Вот я уже говорил про то, что собрал вполне позитивный питерский писатель Павел Крусанов. Я читал "Синюю книгу алкоголика" (Кто-то мне рассказал, что они там собираются сделать сборник "Алкоголики - детям"), так вот чтение это меня повергло в уныние.
Я сумел сделать несколько выводов - если образ Москвы-плоти связан с обильной едой, то холодный Петербург-дух, разумеется, связан с жидкой правдой жизни. Оттого в этом городе просто особый культ пьянства. Там история, переварив революционных матросов, выдала обратно симпатичных алкоголиков в тельняшках. То, что питерцы делают алколголические книги - понятно, и можно только приветствовать.
Однако, продираясь через дотошно записанные диалоги о водке, и немного заунывные социологические работы, я сделал второе наблюдение: удивительно, как столько умных людей могут так скучно говорить о таком горячем, можно сказать горячительном предмете. Нет, это всё умные люди, рассудительные и образованные.
С некоторыми я даже пил в гулких квартирах на Офицерской и на граните набережных.
Это всё хорошо. Но крепнет разочарование - "Хорошие люди и не умеют поставить себя на твердую ногу", как говорил один ленинградский писатель. Причём даже не они виноваты, а тема эта такая, что любого засыпет, заставит своей жизнь расплатиться за изучение сложных сахаров.
Я вот вообще пьяных людей не люблю, и в том солидаризуюсь с Владимиром Шинкарёвым, что написал: «Оттого пьяные так неприятны – пьёт кто ни попадя, а не всякому можно это позволить. Обрети силу, мудрость и владение собой, тогда и спивайся».
Оттого вторая «Москва-Петушки» невозможна. Другой мир, другие ценности и другие герои. Идеальный советский пьяница эстетичен как Мисима с занесённым ножом. А вот теперь вместо этой романтики опьянения пришли циники, что понимают, толк в вине, отличат южный склон от западного, давно знают, что вымораживать нужно только дурную водку.
Всё-таки Москва побеждает Питер - в том смысле, что Гиляровский, побеждает Венедикта Ерофеева.
А вот третье наблюдение очень странное. У питерцев огромное количество собутыльников, какие-то квазихармсовские истории (был такой модный жанр - про, извиняюсь, бардов писали что-то вроде "Сидит Сергей Никитин и думает: "Ну, ладно - я гений. Но ведь и Визбор - гений, и даже Галич - гений. Когда ж всё это кончитася?" Тут-то всё и кончилось". И научные сотрудники писали что-то подобное «про своих», и прочие досужие люди. Я всегда поражался, как жалко выглядят эти перефразированные анекдотцы про писателей имени Доброхотовой-Майковой и Пятницкого вне среды, где эти кумиры известны. Очень это грустно смотрится, как аквариумные рыбки на ковре.
И вот когда я читаю мемуары или прозу про то как писатель напился и говорил с балкона, как другой напился и попал в милицию, то сразу меня клинит на старой истории из известного произведения , когда Один купец, по фамилии Петерсен, вышел из лавки, да как споткнется - и ляп носом об мостовую! А тут шел маляр с краской, споткнулся об купца и облил краской проходившую мимо старушку. А старушка испугалась и наступила собаке на хвост. А собака укусила толстяка. А толстяк....
В общем - "Довольно, довольно! Не могу больше, лопну. Ступай, я развеселился".
И герои мемуарных историй - люди хорошие, и после бани - укради, но выпей, и душевно я расположен ко всем компонентам этой темы, а вот не складывается ничего. Нет больше алкогольных книг, одна "Москва-Петушки" осталась в литературе. И не пьяным весельем, а мрачным ужасом, птицей-электричкой прошлого времени, чо несётся в ночи, освящённая адским жёлтым светом, расступаются перед ней автомобили на перездах, валятся под откос грибники и крестьяне. Куда летит - хуй знает.
Впрочем, наверное, надо мне сходить на кухню, а то больно я хмур.
Извините, если кого обидел