Мы с N. идём по улице, он исчезает из поля зрения, и я вижу, как он сноровисто карабкается в окно дома по приставной лестнице. Так в прежние времена лазили в женские общежития – да это женское общежитие и есть. Гаврилов ловко залезает на второй этаж, я, кряхтя, лезу за ним.
Но оказывается, что юркий N. проник внутрь через стальные прутья решётки.
Я, при моей комплекции, так сделать не могу – и трачу много времени на размышления – но как-то всё же пролезаю, не так, как хотелось бы, а ужасно некрасиво.
Там действительно общежитие – но странное. Гулкий кафель огромных залов вечный водопад в сортире, людей нет.
Люди находятся на следующий день – какие-то официантки из московских кафе. Понятно, что все они одновременно фотографы, художницы, и поэтессы.
Мне очень неуютно.
Я сажусь за стол между двух кроватей – там сидит несколько женщин. Все сплетничают, а одна, наклонившись, спрашивает меня: «Это та самая эстонка? Ну вот эта, с белыми пластмассовыми серьгами?» - я совершенно не понимаю, о ком речь, но действительно, напротив сидит такая женщина.
Она выглядит попроще остальных – и повеселее.
Тут следует вставная эротическая сцена, такая, какая бывает в фильмах Монти Пайтона: солдаты в мундирах Первой мировой войны и медсестра. По-моему, это пародия на порнографические фильмы.
Сюжет возвращается в прежнее русло, но я уже сижу в помещении, похожем на школьный класс, но за партами сидят вполне взрослые люди. Я у стены, отвернувшись, считаю деньги. Внезапно появившийся старичок суёт в мою кучку новую пачку денег, cзади появляются несколько крепких мужчин в возрасте, что привезли ещё денег.
Посторонние люди уходят из класса, толпясь и скрежеща стульями. Но я вижу, что деньги, которые привезли мне странные – это перехваченные резинками и бумажными полосами банкноты экзотических государств, а то и вовсе государств несуществующих. Красота в этом безумная, но зачем мне это всё дают – непонятно.
Извините, если кого обидел