- Всё-таки в Ленпеде (Про Круппед мне ничего не известно) всё-таки была система распределения, специальность и т. д. А в Литературном институте никакого распределения не было - ещё с советских времён, то есть это чистый случай обучения "просто так". Кстати, я в стенах Литературного института ещё Тахододину застал - слушать её, конечно, было невозможно - но казус такой был.
- Тахоходина - это Тахо-Годи?
- Ну, я бы сказал, с опаской, что это - прозвище.
- Так её прозвище? В пору моей учебы в МГУ, где помянутая мною дама была зав. кафедрой классической филологии, ее так не называли, отсюда и любопытство.
- Так я же её в Литературном институте видел. Там вообще пиетета было мало. Там с одной стороны, появлялись совершенно безумные упыри чуть не РАППовских времён, потихоньку вымирая, а с другой стороны, я клянусь, что при мне один народный поэт произнёс на семинаре:
- Я вашего Пастернака не читал, но как поэт должен сказать, что его стихи... и проч., и проч.
В Литинституте был очень странный компот - какая-то конференция по постмодернизму, казавшаяся безумной фрондой, вполне приличные приглашённые преподаватели - всё очень странно было там, да. Ну и за окном тоже странные дела творились.
- Да и у нас пиетета было мало. И упырей хватало. Только народ был какой-то... на клички неизобретательный. Василий Иванович Кулешов - Васька. Павел Александрович Орлов - Пашка. Только Петру Григорьевичу Пустовойту повезло чуть больше, да и то потому, что какая-то испуганная студентка во время экзаменов на вопрос: "Ну, кто там действует в сказке Салтыкова-Щедрина "Коняга"?" - выпалила: "Коняга и четыре Пустовойта!". Но и щедринская кличка как-то не привилась, что и понятно: Пустовойт - само по себе смешно.
А про постмодернизм, понятно, и слыхом не слыхивали. Давние то времена были, да...
Извините, если кого обидел
