А я опять ехал в метро. Рядом едет девушка. Её тонкие ноги захватаны синяками.
Суровая женщина, разведя колени, читает патриотическую газету. Газета называлась «Пульс Тушина» - скоро все забудут её название, а пока вот она - нормальная такая газета, хоть и невеликого формата.
Входят, выходят - девица с зонтиком, повешенным через плечо – как винтовка. Милиционер с оскорблённым лицом.
Парень со сжатыми кулаками. Старуха с котенком в сумке. Человек с автоматическим зонтом. Чешет им за ухом.
Сейчас зонт раскроется, и... Нет, человек уже вышел. Снова старуха, на этот раз в тренировочном костюме. Снова милиционер. Теперь с дубинкой.
Опять девица в мини. Мини-бикини. Сверху на бикини надета майка, на ногах те же синяки, только теперь в шахматном порядке.
Холодно мне что-то. Холодные ночи этим летом. Холодные ночи погубили Петра – он вышел из темноты к костру, чтобы погреться. У костра тепло, но нужно отрекаться.
Холодной ночью всегда тянет выйти к костру.
И об этом писал Шкловский.
Но холодно – мне.
Куда это меня занесло?
Метро «Измайловский парк». Пути в три ряда. Между ними – серебряные фигуры. Одна из них – русский мужик в армяке, с большой дубиной. Очевидно, дубина эта – народной войны. На стенах станции керамические розетки. Сюжеты розеток однообразны – автомат, выглядывающий из кустов, пулемёт, выглядывающий из кустов, неясный фрейдовский предмет, выглядывающий из кустов.
Голос в метро говорит:
– Булыгин, зайдите к дежурному по станции...
Кто этот Булыгин?
Итак, я вчера проводил друга. Он уезжал с Киевского вокзала, стоял в толпе своих горбоносых родственников, доплачивал за багаж. Совал носильщикам сотенные – хорошее денежное число, не из самых маленьких. Носильщику нужно дать сто пятьдесят. И проводнику тоже нужно дать, иначе на таможне багаж перетряхнут до последней нитки, а евреи, уезжающие с Киевского вокзала, везут много.
Друг мой вёз на пальцах чужие кольца, а его беременная жена – две тысячи долларов, приклеенные скотчем к вздутому животу.
И был, надо сказать, довольно весёлый денек, несмотря на то, что в это время на Ваганьковском кладбище хоронили погибших народных героев. Друг мой за большие деньги переоформил билет на неделю раньше, ибо еврею в России нужно поворачиваться. Поезд сверкнул стеклами, ушёл, изогнувшись, на Будапешт, а я остался на Киевском вокзале – без него.
А вот я еду обратно, дело сделано. Вагон пуст. Сидит в нём пьяненький старичок, похожий на Эйнштейна, да две трезвые девушки.
Женщина в спущенных чулках сидит на лавке пустой станции. Оглядываясь, она засовывает руку в сумку, вынимает и слизывает с ладони что-то длинным языком.
Сонная парочка у двери – высокие ребята. Мальчик с девочкой, совсем дети.
Наконец я вышел из метро на пустынную площадь Маяковского. Передо мной был город после большого дождя.
Этот город стоял в одной большой, медленно испаряющейся луже.
И я пошёл домой.
август 1991
Извините, если кого обидел
