Я знаю теперь, что половина эстетики Грина из Бёклина и перевозится она на лодочке с «Острова мёртвых». Я понимаю, что вся эта инаковость растёт из Ницше (точно так же, как весь ранний Горький построен на ницшеанстве, а отнюдь ни на какой народности), но это давно уже не Ницше. Я знаю о взаимоотношениях Грина и Куприна, и, сличая их тексты, вижу как они связаны – но Грин давно вышел из тени Куприна, пробыв в ней недолго. Я уже услышал историю о том, как сидя под зелёной волошинской лампой Кржижановский пересказал Грину сюжет Натаниэля Готорна, не называя автора, и Грин на обратной дороге в Старый Крым сделал сюжет своим. Не моя вина, что всё время подтверждаются слова о том, что нельзя прикасаться к кумирам - следы позолоты остаются на ваших пальцах.
Мне-то плевать – мне вполне комфортно с небритыми и облезлыми. Они сложнее, а оттого – интереснее.
Тут нет противоречия. Разобраться - не значит проститься. Вглядеться - не значит отвергнуть. Из того, что твой старый друг запил, не значит, что ты отверг общее прошлое, а из того, что твоя прежняя любовь умерла в той стране, в которой ты не был, и вряд ли будешь - совершенно не следует отрицание той любви. Все писатели уязвимы. Литература это вообще грандиозная подстава, за которую платишь не только своей жизнью, но и шлейфом безобразных слухов.
И никакой деконструкции тут места нет. Деконструкция вообще глупая придумка французских философов-болтунов, что писали темно и вяло. Есть только внимательное перечитывание и всматривание.
Извините, если кого обидел