Ну, а потом ждать чуда.
Раздай своё богатство и ступай за Мной следом – или, обращаясь к Луке (5, 27) «он, оставив все, встал и последовал за ним». Интересно задуматься, кто из нас и когда, не готовясь специально, может выполнить это условие? Переломить кредитную карту? Нет, страшнее - именно кинуть её под ноги. И не блокировать потом.
Настоящее русское чудо – Емеля. Потому что есть один путь – заработать приз и сокровище, есть другой – ждать, а есть третий – страдать. Путь «пострадать» у нас чрезвычайно популярен. Это подтверждают и наши военные кампании.
Хотя всё равно - маленький канцелярский мир Гарвея это какое-то выигранное в суде дело, принёсшее несколько тысяч, каменный дом с садом и земельным участком… Безделье, наконец.
Путь к этому достатку долог - «Подумав, я согласился принять заведование иностранной корреспонденцией в чайной фирме Альберта Витмерa и повёл странную двойную жизнь, одна часть от которой представляла деловой день, другая - отдельный от всего вечер, где сталкивались и развивались воспоминания».
Во втором рассказе Грина, где участвует Бам-Гран («Фанданго» как раз и есть этот второй рассказ) выведен очень интересный персонаж - статистик Ершов. Бам-Гран это, фактически, чёрт – испанский консультант с копытом – только заявившийся не в отъевшуюся Москву, а в голодный Петроград.
Статистик Ершов не верит всей этой чертовщине, которую Бам-Гран производит, и кричит статистик Ершов о том, что у него дома дети голодные да холодные, мыла нет и помирают все. (Замечу, действие происходит в 1921 году).
Так вот, при современном прочтении, статистик Ершов оказывается далеко не таким простым персонажем.
Потому как акт экспериментирования с бросанием денег под ноги выглядит несколько иначе, если вы вышли в аптеку за лекарством для ребёнка.
В воспоминаниях о Мандельштаме неоднократно описан эпизод с тем, как Мандельштам с известной воронежской знакомой (он в то время в ссылке в Воронеже) идут на рынок, но вместо мяса тратят все деньки на сосательных петушков.
Как всегда, эстетическая ценность поступка борется с ответственностью.
Бедность и рак, цепкими клешнями утащивший Грина в иные долины и на иные берега общеизвестны.
Но есть и оборотная сторона бедности – выколачивание гонораров и авансов. Миф о романтике рушится, когда рассказывают о том, как сотрудники редакций прятались от него – Грин ночевал в редакциях, брал измором (как в те же времена Маяковский изводил бухгалтеров знаменитой угрюмой чечёткой). В той, прошлой его жизни, эсеры попросили Грина написать рассказ об одном из казнённых товарищей. Грин написал, и читатели плакали от проникновенности его слов, но потом Грин поднялся и потребовал гонорара.
Товарищи по партии возмутились, тень казнённой (это была женщина) ещё стояла у всех перед глазами. Грина стали выталкивать из комнаты, а он кричал из дверей:
- Ну дайте хоть пятёрку!
О чём это говорит? Нет, это вовсе не говорит о том, что Грин был отвратительным человеком, или о том, что от этой истории меркнет его талант.
От неё меркнет только миф о романтике, и обижаются на неё только любители простых истин, в тайне надеющиеся, что жизнь – мягче, а не жёстче.
Мы же – исследователи сложности.
Жизнь непроста, да и Александр Грин непрост.
Шутки его были мрачны и страшны. Один из товарищей, (кажется, Слонимский), заночевав у Грина, среди ночи ощутил его пальцы на своём горле. Это нужно было романтику для описания какой-то сцены.
Извините, если кого обидел
