История про худых и толстых (III)

Самое интересное – это имя еды. Олеша, например, очень внимательно относился к фамилиям. В его поздней книге «Ни дня без строчки» есть целое рассуждение о фамилиях в пьесах Островского:

«Вот маленький человек, влюблённый в актрису, похищаемую богатыми. Зовут Мелузов. Тут и мелочь и мелодия. Вот купец - хоть и хам, но обходительный, нравящийся женщинам. Фамилия Великатов. Тут и великан и деликатность. Перед нами соединение непосредственности находки с обработанностью; в этом прелесть этого продукта творчества гениального автора; фамилии эти похожи на цветки...

Вдову из «Последней жертвы» зовут Тугина. Туга - это печаль. Она и печалится, эта вдова

Она могла бы быть Печалиной. Но Тугина лучше. Обольстителя её фамилия Дульчин. Здесь и дуля (он обманщик) и «дульче» - сладкий (он ведь сладкий ей!).[1]

Поэтому бегут по страницам учитель танцев Раздватрис, оружейник Просперо (кстати, в «Трёх толстяках» существует и иной шекспировский мотив - вливание сонного зелья в ухо наследника Тутти - «Гамлет»), Кавалеров и Бабичев.

У другого Островского фамилии и имена также говорящи. Когда в семью будущей жены Павла Корчагина приезжает её брат Жорж, то «Приезд Жоржа значительно ухудшил внутрисемейные отношения. Жорж, не задумываясь, перешел на сторону отца и вместе с антисоветски настроенной семьей своей жены повел подкопную работу, пытаясь, во что бы то ни стало, выжить Корчагина из дома и оторвать от него Таю».[2]
Ясно, что хороший человек, настоящий гражданин не может быть Жоржем.

«Разного человека в те годы не было, были братишки». Это уже Алексей Толстой - рассказ «Голубые города». В нём герой носит съедобную фамилию Буженинов. Фамилия лишь подчеркивает «идейность» персонажа. А масса не обладает персональным именем. Это то, что описывается словами «Павел потерял ощущение личности»,

Человек превращается в символ. Точно так же три толстяка не имеют фамилий. Изредка их перечисляют по номерам.

Итак, имя соответствует еде, как блюдо - указанному в меню названию. Название в меню нерасторжимо с блюдом, а если эта связь нарушается, то нарушение придаёт названию мифологический смысл.