Есть за этим столом стул для романиста-духовика. Он должен дудеть на своей трубе, а читать его не обязательно.
Некоторая трагедия Шишкина в том, что о нём обязаны писать. Ведь жизнь рецензента печальна и уныла, книг много, всех не переброешь, денег немного, а написать надо занимательно – вот в Шишкина и вчитывают что-то, какие-то унылые собственные мысли. Делают из него тенденцию. Романист-Высокая-Духовность?.. Шишкин! Фрукт – яблоко, птица – курица.
Рецензии - что тосты, встаёшь с рюмкой в руке, отчаянно ненавидя юбиляра, не зная, что сказать, лишь слово «тенденция» маслиной катается во рту... Тьфу, пропасть!
Не надо забывать, что это ночной разговор двух коллекционеров градусников. Вот один, худой, говорит:
- Знаешь, я написал такое эссе «О немцах в русской литературе», то есть не «пришлось», - и я был счастлив совершенно, когда я пару месяцев читал всё, что было у меня на полках, у друзей в домах. Обычно ведь читаешь первый ряд, а тут я прочитал и первый, и второй ряд. Конечно, до третьего дело у меня не дошло, но кое-что, может быть, я прочитал и из третьего ряда. И я понял, что Чернышевского я люблю точно так же, как и Толстого, я их не разделяю. Помню, как в школе я ненавидел все это, а теперь прочитал от начала до конца со слезами умиления. То есть, русскую литературу можно сравнивать с любимой женщиной, в которой «любишь все части тела».
А второй, толстый, ему отвечает:
- Интересно, что никто из нас не упомянул Платонова.
Ему говорят, и нет в этом последней истины, решённой до конца:
- У него нереальный мир, мир, где все герои - поручики Киже. Не один, а все, и к тому же он очень страшный писатель не теми даже, в общем понимании страшными вещами, такими как «Котлован», а простым описанием механических людей, завораживающей красотой их жизни.
Меня он совершено потряс, когда я ещё в школе прочитал «Чевенгур». Он, конечно, абсолютный гений, которые в литературе являются тупиками. Они в своём пути дошли до конца. И нужно только в конце этого пути поставить памятник, а литература должна просто обогнуть это место и двигаться дальше совершенно в другом направлении. Это такие писатели как Платонов, Борхес, ещё кто-нибудь... Эти люди создали свой язык, и никакого диалекта здесь не получится.
- А не слишком ли много тупиков? Можно ли тогда вообще куда-нибудь двигаться? Всё-таки есть движение. Тут ведь, как с крысоловом – если мы скажем крестьянской общине, что истребили всех крыс (пускай не мы), то нас погонят прочь...
- Ну, погонят. Будем с градусниками в мешках странствовать.
- Хорошо, если в мешках, а то лежать с градусником подмышкой…
Извините, если кого обидел
