- У тебя есть коллега, - сказал он. - По фамилии Полевой.
- Он умер, - печально сказал я. И приготовился что-то сказать о безногом лётчике, переноске семнадцати килограммов золота по немецким тылам и тонком литературном журнале.
- Он написал одну пьесу… - сказал мой родственник. - Она может кончаться на "о".
Дело было в том, что мой родственник был заядлым кроссвордистом.
- Он, по-моему, не писал пьес, - неуверенно спросил я.
- Нет, писал. Точно. Оканчивается на "о".
Тут я понял, что имеется в виду не автор замечательной книги о замечательном человеке.
Здесь имелся в виду человек, которого сожрало либеральное общественное мнение, потому как оно не менее стозевно и лайай, чем самодержавие. Причём Полевого жрали с двух концов - за нелюбовь к "Ревизору" и поношение Кукольника. И никто не читал его теперь, кроме сумасшедших литературоведов. И я, хрен с горы, конечно, не читал этой пьесы, а помнил только об одноимённой статье Белинского. Ни "б", а "н", нужно было телефонной трубке, а, вернее, нужно было только то, что кончалось на "о".
Заглянув в библиографию, я, придерживая трубку телефона плечом, нетвёрдо сказал:
- "Уголино"?..
- Уголино? - повторил он.
- Да. Там вот про что…
Но ему не нужно было содержания. Он поблагодарил и повесил трубку. Я уже не существовал, как не существовали уже ни Борис, ни Николай Полевые.
Неистовый огонь кроссвордного творчества горел в нём. Этот огонь пожирал смыслы, он объедал слова, оставляя только их остовы - количество букв, гласные и согласные пересечений.
Я был восхищён этим огнём. Не было сюжетов и авторов, было только - третье "о" и последнее "о". Семь букв. Точка.
