Зеленый цвет этой жидкости окрасил половину художественных полотен второй половины позапрошлого и первой половины прошлого веков.
А десять последних лет абсент был для российского человека чем-то загадочным. Французскую полынь-absinthe привозили из Праги, везли с дальних окраин мира - часто под чужими, измененными названиями. За неимением абсентной ложечки и специальной рюмки над граненым стаканом утверждалась алюминиевая ложка с дырками. Плавился, пузырясь, в ней сахар, мастерские дизайнеров и офисы молодых да ранних хозяев жизни наполнялись специфическим запахом. Девушек спаивали именно абсентом: «Разве ж я предложил бы даме водку?! Это чистый спирт!».
Оттого, это история о напитках, чей градус крепче водочного, где на молекулу спирта – молекула воды, что для расслабленного постиндустриального человека почти спирт.
И правда, спирта в абсенте много - семидесятиградусная зелень, напоминающая цвет твердых денег, даже после соединения с огнем он мало теряет в крепости.
С одной стороны, этот напиток покрыт исторической паутиной - как воображаемые памятники Пикассо и Хемингуэю с рюмками в руках. С другой стороны, спорят до хрипоты - считать ли туйон наркотиком или ходят упорные слухи о его галлюциногенных свойствах. Вот одному человеку привиделось после абсента, что вратарь, перемещающийся перед ним на экране телевизора, несет на руках вместо мяча - кошку. Так и после коньяка такое люди видят.
Парацельс и Плиний перетекали в стакане к Алистер Кроули, падала на ненавидимую прокуратором Флит-стрит ночь, Артур Саймонс и Оскар Уайльд, Джекил и Хайд, многоголовый француз Альфред де Мюссе-Бодлер-Верлен-Рембо. Ворох страниц мировой литературы упоминает абсент - от Золя до Хемингуэя. Такой мощной культурной поддержки никогда не будет ни у бразильской кашасы, ни, увы, у чешской бехеровки. Ни, даже страшно сказать, у граппы. Только водка в этом смысле может соперничать с абсентом.
А российский роман с абсентом - как запоздалая любовь, жадная и неуемная, без оглядки на традицию.
Стиляги не сразу догадались, что американские «дринки» совсем не то, что русские стаканы. Точно так же неофиты девяностых не догадывались, что абсент разбавляют почти до винной консистенции. Мы выросли на другой традиции крепких напитков - наши отцы и деды хлебали спирт из кружек, на дне которых лежали боевые ордена, потом мы повторили их движения, и спирт навсегда обжег и высушил наши горла.
Мы ставили бадью с универсальным клеем «БФ» под фрезерный станок, оборона страны вскормила нас СВС - спирто-водяной смесью, в обиходе называемой «Массандра». Она текла внутри истребителей через какие-то медные контакты - так что спорынья тихо отдыхала. Одеколоны не влезали в литературные описания, Слеза комсомолки лилась под пологом «Русского леса». Декадентский «Саша» крутил на этикетке головой нравственно падшего набриолиненного человека, а уж вовсе неприличная «Розовая вода» замыкала ряд.
Традиции абсента мы не знали, хотя русский человек охотно перенимает любую алкоголическую традицию. В иностранном городе Иерушалаиме, была такая традиция утреннего пьянства на базаре. Именно утреннего, в котором выпивка плавно переходила в опохмел. Так вот, крепкие люди пили анисовую водку, а менее крепкие американцы и европейцы пили виски. Не говоря уж о турецком анисовом молоке. Чешский абсент, кстати, меньше пах анисом.
Некоторые утверждали, что связь между абсентом и анисом сложна, или вовсе отсутствует. Поэтому анис становился чем-то вроде теплорода. Или вроде жены. Он - везде. Засунешь руку в карман сюртука - и там анис. Придёшь к портному, а тот и говорит: самая модная ткань тоже анис. Всюду, всюду он…
В общем, в обсуждении качеств абсента дело обстоит как с водкой - все грызутся, с флангов наступает самогон, спереди подпирают настойки, а сзади граппа и чача.
Абсент, впрочем, стал той вещью, про которую все говорят, что она у них самая правильная и настоящая. А вот в соседней-то деревне... Я знавал человека, который выдавал перно за абсент.
Но это всё не так важно. Рецепт прежний – гранёный стакан, поверх него алюминиевая ложка с дырками. В углу офиса штабель тайваньских компьютеров, дверь трещит под ударами – не то нагрянули менты, не то крыша пришла за данью. Результат, впрочем, в обоих случаях был одинаков.
Ну его, не буду. Чур меня, чур – не оттого, что осталась вера в здоровье, а оттого что всё это трогательные открытия девяностых. Пусть консервируется за французским и чешским стеклом. Брысь, зелёный чёрт, ведьмино зелье.
Извините, если кого обидел.