Дело в том, что это место очень странное, и если есть гении места, то гением Благуши остаётся Михаил Анчаров. Говорил он о Благуше так: "Знаете ли вы благушинскую ночь? Нет, вы не знаете благушинской ночи. А почему вы ее не знаете? Потому, что от всей огромной Благуши, что простиралась от Семеновской заставы до Окружной дороги и Измайловского зверинца, осталась одна маленькая улочка под названием Благушинская, самая тихая в Москве. Это такая тихая улица, что когда среди бела дня раздается вопль «Машина-а!», то с тротуаров кидаются мамки, няньки, расхватывают детей, играющих на булыжной мостовой, и улица пустеет. Потом медленно тарахтит цистерна «МОЛОКО» – и снова на Благушинской улице «классы», ведерки для песочных пирогов и всякое такое.
Знаете ли вы, какие названия были на Благуше и в окрестностях?
Боже мой, какие были названия! Хапиловка, например. Это такая речка, которая состояла из чистой воды керосина. Или Божениновка. А Благуша? Одни говорят, что это имя основателя района. Помните, у Пугачева был сотрудник по имени Хлопуша? Все наши благушинские считали, что это просто опечатка.
А какие тексты, какие надписи были на Благуше! На Семеновском кладбище был мраморный гроб с кистями, и на нем надпись: «Купец 2-й гильдии Гудалов родился в 1861 году, умер в 1913 году от любящей жены». Умер от любящей жены! Искренне и хорошо. Или афиши… В тридцатом году, когда на Благушу проник джаз, на стене клуба фабрики «Шерсть-Сукно» висело объявление: «Джаз! Танцы! Страстные песни!… соло на бандаже – Готлиб!» Да, когда-то на Благуше кипели страсти. Да и я сам был не такой. Ого-го – какой я был! Когда мне было десять лет, Зинка из великой семьи Дудаевых сказала, что у меня лошадиные глаза. Это был первый комплимент от женщины, и поэтому он врезался в память навечно. Как там у Диккенса насчет дилижансов: «Ту-ру-ру – звучит рожок, и мальчики и девочки не возвращаются назад»".
Это было написано в повести "теория невероятности" - учебнике романтики образца шестидесятых, я бы сказал библии стареющих романтиков. Текст этот обладал обсолютно химическим свойством - как спедсредство "черёмуха".
На меня он действует сейчас точно так же.
Но вернёмся к Благуше. Это место очень странное.
Оно зажато между харизматическим Измайлово (гостиница, рынок поделок и сувениров, преддверие того места, где в праздник под каждым кустом стол и дом горожанина) и дымной Электрозаводской, трансформаторным и электроламповым раем. Там, кстати, в этом машинном Эдемия названия улиц чудесны - от Девятой роты, до переулка Мажоров, что был назван ппо тамбурмажору Семёновского полка.
Лефортово и Бассманные отсечены железной дорогой. Снизу - Соколиная гора, пугало развратника и наркомана. Дальше Сортировочное депо, где каменные рабочие катят сизифово колесо вечного субботника.
А здесь - пограничная зона, вымороченое место. И, конечно, никто не бренчит по благушинскими улицам песочными ведёрками. Сама улица Благуша и вовсе растворилась во дворах, в смешанном лесу нескольких сталинских домов, хрущёвской нечаянной радости и панельных башен.
Никто не подивится мраморному гробу - Семёновское кладбище растворилось в Москве, взболтано и смешано - где могила поэта Полежаева и родителей Меньшикова неизвесто - лишь углы древних камней точат из земли оставшегося сквера. Скрылась память о купце Гудалове навсегда.
Благуша идёт от бывшего райкома до храма Димитрия Салунского (то один то другой конец этой улицы в фаворе). В названиях улиц мешаются топографы и инженеры прошлых лет и мёртвые революционеры.
Здесь края тектонических плит, западный мыс Суматры, неустойчивое равновесие.
Только дельфины спят в чёрной воде на Мироновской улице, продолжая традицию царского зверинца.
Проводникм в этой геологически-складчатой местности остаётся фабрика "Шерсть-Сукно", что переименована в ЗАО "Нить Ариадны".
Уже сходил за разными жидкостями, и, время от времени, буду рассказывать дальше.
Извините, если кого обидел.