История про Гари. (II)
В «Европейском воспитании» есть ещё один момент - отношение автора к русским. Россия отдельная, мифологизированная сила. Тут есть ещё одна особенность - Ромен Гари мог позволить себе взлетать с английского берега Канала. Никаких биографических препон к этому у него не было. А ведь некоторые лётчики «Нормандии-Неман» такого выбора не имели - они уже дрались со своими бывшими союзниками в 1941 году, когда англичане начали лупить колониальные силы вишстской Франции. Какой уж тут выбор? Тем более, Гари ничуть не врёт в отношении того, что такое было слово «Сталинград» для человека европейского воспитания в 1942 году. Такое впечатление, что каждый делавший выбор тогда приникал ухом к земле - как там, что Саурон с Гендальфом? И из Европы казалось, что эта битва скорее мистическая, чем реальное. Добро со Злом сошлись у реки, которая была символом России, у города с именем, что было символом СССР. Поэтому во всяком уважающем себя французском городе есть rue de Stalingrad.
Отвлекаясь от темы, заметить сказать, что военная история Франции ХХ века сильно прихотлива. с Первой мировой войны Франция не выиграла сама ни одной войны.
Я как-то ходил по военному музею в Париже, ходил я по наполеоновским залам, мимо орлов и ружей, киверов и шашек, сохранённых в память того, как наши предки исправно мудохали друг друга. Итак, всё время и почти во всех войнах французская армия (не отдельные французы) получали на орехи. И не с 1871, и не с кампании 1812.
При том нация чрезвычайно гордится этой армией. У нас всё по-другому. Как только наступает година народной войны, как нам наваляют, так начинают звать:
- Э-ээ, братья и сёстры, э, сучий потрох, дворянское племя, э-ээ, мужики безлошадные - пора!.. И ложатся тогда скорбно университетские профессора под танковые гусеницы, и травятся вчерашние гимназисты газами, и скидает с телег своё барахло Наташа Ростова. В общем, и мёртвые в крестах и нашивках тоже - потому как беда.
А у французов, которым после поражений помогает всё мировое сообщество - иначе. Бревно каждый раз перетягивают - как на субботнике. И вот, когда бревно перетащено, и все сидят, устало перекуривая, тогда всякий раз участников незаметно становится гораздо больше.
И выступает гордо в итоге Франция всякий раз вместе с равноправным сообществом победителей. Радость и гордость переполняют всех.
А нам гордиться нечем. Скулы от этого сводит.
Создаётся впечатление, что правильная нация распоряжается своими гражданами, как рачительный крестьянин сыновьями - одного на службу герцогу-поработителю, среднего - в борозду, дом держать, а меньшому лук со стрелами - и в лес.
Мне важно не обидеть никого из франкофонов и франкофилов. В наше время нельзя, конечно, говорить о нации вообще. Вообще ничего не бывает. Руин в стране нет, французы резво ловят сбитых английских лётчиков, заводы работают на Германию, де Голля поддерживает только 13 полубригада иностранного легиона, состоящая из 600 испанских добровольцев, а в «моторизованной колонне» Леклерка образца 1941 года только два бронеавтомобиля.
И вдруг - бац! - в Сопротивлении числится 300.000 человек, французы радостно бреют наголо своих соотечественниц, имевших неосторожность переспать с немцами, и водят их по улицам городов. У Франции - оккупационная зона и сектор в Берлине. Она - держава-освободительница.
Да и хер бы с ним, не жалко. Никто не хочет очернить французов, нужно только разобраться с тем обывательским впечатлением, которое иногда оставляет история ХХ века. И отчасти можно разобраться с этой психологией с помощью романа «Европейское воспитание».
Отвлекаясь от темы, заметить сказать, что военная история Франции ХХ века сильно прихотлива. с Первой мировой войны Франция не выиграла сама ни одной войны.
Я как-то ходил по военному музею в Париже, ходил я по наполеоновским залам, мимо орлов и ружей, киверов и шашек, сохранённых в память того, как наши предки исправно мудохали друг друга. Итак, всё время и почти во всех войнах французская армия (не отдельные французы) получали на орехи. И не с 1871, и не с кампании 1812.
При том нация чрезвычайно гордится этой армией. У нас всё по-другому. Как только наступает година народной войны, как нам наваляют, так начинают звать:
- Э-ээ, братья и сёстры, э, сучий потрох, дворянское племя, э-ээ, мужики безлошадные - пора!.. И ложатся тогда скорбно университетские профессора под танковые гусеницы, и травятся вчерашние гимназисты газами, и скидает с телег своё барахло Наташа Ростова. В общем, и мёртвые в крестах и нашивках тоже - потому как беда.
А у французов, которым после поражений помогает всё мировое сообщество - иначе. Бревно каждый раз перетягивают - как на субботнике. И вот, когда бревно перетащено, и все сидят, устало перекуривая, тогда всякий раз участников незаметно становится гораздо больше.
И выступает гордо в итоге Франция всякий раз вместе с равноправным сообществом победителей. Радость и гордость переполняют всех.
А нам гордиться нечем. Скулы от этого сводит.
Создаётся впечатление, что правильная нация распоряжается своими гражданами, как рачительный крестьянин сыновьями - одного на службу герцогу-поработителю, среднего - в борозду, дом держать, а меньшому лук со стрелами - и в лес.
Мне важно не обидеть никого из франкофонов и франкофилов. В наше время нельзя, конечно, говорить о нации вообще. Вообще ничего не бывает. Руин в стране нет, французы резво ловят сбитых английских лётчиков, заводы работают на Германию, де Голля поддерживает только 13 полубригада иностранного легиона, состоящая из 600 испанских добровольцев, а в «моторизованной колонне» Леклерка образца 1941 года только два бронеавтомобиля.
И вдруг - бац! - в Сопротивлении числится 300.000 человек, французы радостно бреют наголо своих соотечественниц, имевших неосторожность переспать с немцами, и водят их по улицам городов. У Франции - оккупационная зона и сектор в Берлине. Она - держава-освободительница.
Да и хер бы с ним, не жалко. Никто не хочет очернить французов, нужно только разобраться с тем обывательским впечатлением, которое иногда оставляет история ХХ века. И отчасти можно разобраться с этой психологией с помощью романа «Европейское воспитание».