Спорить об авторстве скучно, важно одно – «Как закалялась сталь» выдержала множество редактур, как и стилистических, так и тех, что спрямляли повороты сюжета. Кто бы издал роман с комментариями… Никто не издаст.
В одном из этих вариантов Павел Корчагин сначала входит в «рабочую оппозицию», а потом кается в этом. Никаких следов оппозиции в тексте не осталось, да и сама она была тщательно выметена из жизни – всё в направлении севера и востока. От издания к изданию менялась речь героев – она становилась литературнее, и можно только додумывать уникальный комсомольский язык двадцатых годов. Это особый язык советских и партийных работников, пришедших со дна взбаламученной жизни, со своими опознавательными знаками, тайным говором и многоязычным акцентом. Внимательное чтение этого романа позволяет, несмотря на слои редактуры, обнаружить знаки времени, подобно тому, как технолог легко определяет в стали добавки – легирующие присадки. Хром партийных дискуссий, вольфрам и кремний классовой ненависти, кобальт неуверенно-личных отношений.
К тому же рисунок этого сплава похож на рисунки Эшера – герой пишет роман, который называет повестью, и последний абзац, что плавно переходит в выходные данные, как раз о том, что повесть одобрена и идёт в печать. Герой смотрится в зеркало, из зеркала на него глядит сверстник, лабиринт отражений бесконечен, и персонаж с автором превращаются в классическую пару двойников, обиходную игру русской литературы.
Извините, если кого обидел.
