Увлечённые этим обстоятельством, мы не сразу обратили внимание на Мявочку. А Мявочка ни о чём не думала – она сидела с открытым ртом и смотрела на входную дверь.
В проеме входной двери стоял Кроликовод. Рудаков посмотрел на него, а потом поглядел на нас с выражением капитана, который провёл свой корабль через минный поля и спас его от неприятельских подлодок, а команда по ошибке открыла кингстоны в виду гавани. Гольденмауэр откусил половину сигары и забыл откушенное во рту.
Синдерюшкин неловким движением сломал удочку. Кравцов закатил глаза, а Кричалкин оказался под столом. Тоненько завыл Пус.
Сосед отделился от косяка и сказал сдавленно:
- Водки дайте.
Рудаков крепко ступая вышел из-за стола и щедро налил водки в стакан. Виски тут явно не подходил.
Сосед булькнул и ухнул.
Он одновременно посмотрел нам всем в глаза и начал:
- У меня вчера подох кролик. Это был мой самый любимый кролик. Он умер от усердия – это я виноват в его смерти. Я не щадил его и не считался с его тоской и любовью к единственной любимой Крольчихе. И вот он умер, и вчера я хоронил своего кролика в слезах. Я навсегда в долгу перед ним. Но сейчас я пошёл проведать ушастых, и увидел Его.
Он вернулся снова. Мой Кролик лежит в вольере, нетленный как мёртвый монах. Его лапы сложены на груди. Он пахнет ладаном и духами. Дайте мне ещё водки.
И бутылка качнулась в такт выдоху рыцарей овального стола. Неслись над нами на стене стремительные корабли под морским ветром – судьба связывалась, канаты звенели как гитарные струны, паруса были надуты ветром. Это была картина масла нашей судьбы. Это были корабли нашей жизни.
Извините, если кого обидел.