На потрескавшейся асфальтовой дороге стояли два часовых. Чтобы всех нас приняли за секретных физиков, Гольденмауэр начал громко кричать Рудакову в ухо:
- Знаете, коллега, я всё-таки придерживаюсь кварковой модели адронов! Адронов-кончалонов! Вы согласны!? Да?
Рудаков пучил глаза, а Синдерюшкин отмахивался удочками.
Часовые с ужасом смотрели на нас, а правый мелко-мелко крестился, пока Лёня громко не крикнул на него, что, дескать, руку отрежет за непочтение к материализму.
За воротами снова была ветка железной дороги.
- Вы что не знаете, - сказал Синдерюшкин, - что вокруг нашего города было несколько колец обороны? Для них специальные дороги придуманы – и по сей день в лес куда зайдёшь – там дорога какая есть. Бетонная штуковина с дверью, или, на худой конец – гипсовые пионеры. Вот придумали Первую особую армию ПВО, понаставили ракет по лесам – сотнями, наделали всяко разных электронных ушей, причём ещё при Усатом, и как-то всё это в природе осталось – под кустами и деревьями. Только всё мочалой, конечно, обросло. Без мочалы-то никуда.
Тут одна из дорог-то и есть – мы прямо к Евсюкову по ней доедем. Прямо отсюда. Только поезда подождать надо.
Прямо отсюда. Только поезда подождать надо.
- А станция-то где, спросил недоверчивый Гольденмауэр.
- А зачем тебе станция? Билеты брать? – резонно спросил Рудаков и лёг под кустом, раскинув руки.
Синдерюшкин свернул козью ножку, больше похожую на фунтик с семечками, и улыбнулся.
- Хорошие тут места. Я бы поселился тут – кролей бы разводил. Впрочем, кроли-то гордые животные. Я вот жил в Литве, кролей разводил. Там, знаете, настоящие кролики-националисты были, лесные братья.
Извините, если кого обидел.