Оказалось, что я давно сплю, а Гольденмауэр трясёт нас с Рудаковым, схватив нас обоих за запястья. Мы вывалились, крутя головами на перрон.
- Чё это? Чё? – непонимающе бормотал Рудаков.
- Приехали, - требовательно сказал Гольденмауэр. – Дорогу показывай.
- Какая дорога? Где? – продолжал Рудаков кобениться. – Может тебе пять футов твои показать?
Потом, правда, огляделся и недоумённо произнёс:
- А где это мы? Ничего не понимаю.
- Приехали куда надо. Это ж Бубенцово.
На здании вокзала действительно было написано «Бубенцово», но ясности это не внесло.
- А зачем нам Бубенцово? – вежливо спросил Рудаков.
- Мы ж на дачу едем.
- Может мы куда-то и едем, да только причём тут это Бубенцово-Зажопино? Позвольте спросить? А? – Рудаков ещё добавил в голос вежливости.
Мы с мосластой развели их и задумались. Никто не помнил, куда нам нужно, и, собственно, даже какая нам нужна железнодорожная ветка. Спроси нас кто про ветку – мы бы не ответили. А сами мы были как железнодорожное дерево, пропитаны зноем, как шпала креозотом, или там бишофитом каким. Отступать, впрочем, не хотелось – куда там отступать.
- А пойдём, пива купим? – вдруг сказала мосластая.
Я её тут же зауважал. Даже не могу сказать, как я её зауважал.
Мы подошли к стеклянному магазину и запустили туда Рудакова с мосластой. Они пробыли внутри полгода и тут же выкатились оттуда с десятью пакетами. В зубах у Рудакова был зажат холодный чебурек.
Надо было глотнуть противного тёплого пива, а потом решительно признаться друг другу в том, что мы не знаем что делать.
Спас всех, как всегда, я. Увидев знакомую фигуру на площади у автобусов, я завопил:
- Ва-аня!
Знакомая фигура согнулась вдвое, и из-за неё выпали удочки.
Рудаков ловко свистнул по-разбойничьи, и из человека выпал и покатился зелёный круглый предмет, похожий на мусорную урну.
Фигура повернулась к нам. Это был Ваня Синдерюшкин собственной персоной.
Извините, если кого обидел.
