Рудаков жил на первом этаже запущенного и потёртого дома. Это позволило ему украсить квартиру буровым станком двумя корабельными мачтами, стопкой покрышек и несколькими детьми. Дети были, впрочем, почти не видны.
Не сказать, что нам были рады. Рудаков, в больших семейных трусах сидел перед небольшой дырой в полу – скважина уходила в чёрное никуда, откуда время от времени слышался звук проносящихся поездов метрополитена.
- Знаешь, что – прямо начал я. – У нас тут возникла мысль.
С Рудаковым так и нужно было разговаривать – прямо, без обиняков. Я знал толк в подобных разговорах, и, сказав это, замолчал надолго. Мы наклонились над дыркой одновременно, стукнувшись лбами. Снова сблизили головы, и ещё раз посмотрев в черноту, стали разглядывать друг друга.
- А что там?
- Вода, - отвечал Рудаков. – Там чудесная артезианская вода. По крайней мере, должна быть.
Дырка дышала жаром, и похоже в ней застрял чёрт, объевшийся горохового с потрошками супа.
- Меня обещали повезти на дачу, - не вытерпев, сказала невпопад мосластая.
- Так, - осуждающе сказал Рудаков. – На дачу, значит. Это, значит, вы к Евсюкову собрались? Понимаю.
- А что? – вступился я. Очень мне стало жаль эту девушку, которую мы таскаем по городу безо всяких перспектив для неё, да и в её отношении – для меня. - Посидим в лесу, у костра…
- Что я, волк, в лесу сидеть – задумчиво протянул Рудаков.
- Ну в доме посидишь, водку попьёшь. Поехали.
- А я-то вам зачем?
И тут Гольденмауэр выдохнул нашу главную тайну.
- Ну, ты ведь дорогу знаешь.
- И что? Что с того? Что, я теперь должен… - Рудаков не договорил, потому что Гольденмауэр сделал политическую ошибку и брякнул:
- А какие там девки будут…
Рудаков втянул голову в плечи, будто по комнате, холодя всё живое, пролетело имя злого волшебника. Поникла герань на окошке, пропустили удар часы с кукушкой, а в буровом станке что-то лязгнуло наподобие затвора. Напрасно Гольденмауэр это сказал, совершенно напрасно.
Извините, если кого обидел.