И литературную жизнь, он, кажется, воспринимал будто мальчик со стороны – глядя по-доброму, не научившись занудной науке литературной злости.
Вот Ковалю очень нравился критик Владимир Лапшин, он к нему относился очень нежно и уважал. И вот однажды он вышел с Бэлой Ахмадуллиной из главного корпуса писательского заказника «Переделкино. «Вдруг встретился Лакшин.
- Добрый вечер, Владимир Яковлевич, - сказал очень дружелюбно.
- Здравствуйте, Бэлочка, - ск. Вл. Як.
Б.А. повела плечами:
- Простите, не будучи представлена…
- Да ведь это… - засуетился я, - …
- Не знаю, не знаю… - сказала Б.А.
- Напрасно вы так, - сказал я попозже. – Он – добрый человек.
- Но о нём плохо писал Солженицын, - заметил Андрей Битов, бывший с нами.
- Видимо, это я и имела в виду, - ск. Б. А.».
Коваль всё время ошибался в этой игре. Например, он как-то по-детски хотел Государственную премию. Большой печальный Коваль очень хотел Государственную премию, а ему её не дали. На кой хрен она ему была нужна, совершенно непонятно. Но он по-детски очень её хотел.
И вот устроили какое-то собрание по выдвижению, разные люди говорили о нём правильные хорошие слова.
Говорят, потом одна поэтесса, сочинявшая пионерские речёвки, кричалки и вопилки, позвонила какому-то начальству и попросила прекратить это «нескромное мероприятие» Так одним движением пальца в наборном диске, она одним махом разрушила этот карточный домик.
И не дали Ковалю никакой премии. Так и остался он негосударственным. Это очень обидно, потому что государству это стоило мало, а человеку - радость. Немного в общем, человеку нужно.
Извините, если кого обидел.