Однажды опечаленный друг предложил ему сходить в Оружейную палату. И вот, мрачным московским утром едет Березин по городу в троллейбусе, чтобы встретиться со своим другом в Александровском саду. Вокруг прыгающего по рытвинам троллейбуса мелькают серые столбики милиционеров, женщины с кошёлками, дворцы страшно далёких от народа революционеров, ещё горящие поутру фонари, аптеки и ателье – и над всем этим хмурым великолепием каркают чёрные галки на крестах Зачатьевского монастыря.
Вдруг Березин понимает, что троллейбус увёз его на улицу Герцена, не остановившись у Александровского сада.
– Эге! – говорит себе Березин и бежит к Манежу. Там его встречает вежливая группа милиционеров. Березин бежит к Боровицкой башне – но не тут-то было! – такие же милиционеры, даже, как кажется Березину, с теми же лицами, отсылают его дальше. Ещё дальше, еще, совсем далеко... Так Березин бегает между улицей Горького и Фрунзе (бывшей Знаменкой), пока (ровно посередине), не встречает своего друга. В припадке дружеских чувств они обнимаются, злобно поглядывая на окруживших их стражей порядка. Обнявшись, они проходят через Боровицкую башню, а Березин, обернувшись, выкрикивает испуганному милиционеру на входе:
– То-то! Небось, тоже!
Они попадают в отстойник Оружейной палаты.
Друг предъявляет билеты, а сам Березин справку на реакцию Вассермана. Милиционеры проверяют содержимое карманов и считают березинские зубы. Количество зубов долго не сходится с указанным в справке, и поэтому на подмогу вызывают ещё одного милиционера с большими клещами. Но, наконец, всё сходится, и их пропускают внутрь.
Экскурсовод придирчиво осматривает группу. Это очаровательная женщина лет двадцати девяти. Она останавливает взгляд на Березине:
– Вы непременно что-нибудь у нас украдёте, – говорит она.
Группа улыбается, и каждый норовит хлопнуть побледневшего Березина по плечу.
– Обязательно, обязательно украдёт, – подтверждает его друг, обернувшись к толпе.
Березин долго стоит перед бальным платьем Александры Фёдоровны. «Чик-чирик», – думает он. – «А платье-то осталось». Перед ним лежат русские символы.
– Одним из них, – продолжает говорить экскурсовод, – является так называемая шапка Мономаха – ценнейший памятник истории и материальной культуры периода собирания русских земель в единое государство. Тулья венца представляет собой тончайшее золотое кружево со спиралевидным узором, напаянное на гладкий лист золота...
Березина выпихивают из кучки посетителей, но он успевает с удивлением узнать, что мех на шапке меняется раз в двадцать лет.
Они поднимаются на другой этаж, люди толкают Березина, и он слышит бубнящий голос следующей казённой дамы: «Золоченая курительница, предназначенная для благовонных курений в дворцовых покоях, десять рассольников-вазочек с фигурой Венеры; превосходной работы олень на золоченом основании, кубок в виде дыни, на тарелке, окружённой плодами”...
– Вот серебряная гора гамбургского посольского дара, – говорит экскурсовод, – в прошлом году у нас её уже пытались украсть.
Она выразительно смотрит на Березина.
Когда экскурсанты начинают спускаться, старик, отдыхающий на стуле, хватает Березина за рукав и говорит:
– Гляди, парень, не тронь чужого!
Внезапно к Березину подходит его друг:
– Знаешь, что: я тут схожу, позвоню, а ты веди себя здесь прилично.
И друг исчезает.
Березин оглядывается вокруг. Дремлют кареты, опустив оглобли. На одном из сидений принца гольштинского Фридриха Карла, под живописной резьбой, спит караульная старушка.
Задумчивый милиционер, встав на стул, рисует на пыльном окне неприличное слово.
Березин снова оглядывается и тихо открывает витрину. Он достает шапку Мономаха и, внимательно осмотрев, надевает на голову. Березин спускается по лестнице, распевая в полголоса «Белая армия, чёрный барон...» и «Мчится тройка почтовая».
Проходя через гардероб, он вежливо приподымает шапку, прощаясь с гардеробщицей, и растворяется в начинающемся дождливом дне.