В этом сериале главного злодея звали Кудла (Я думаю, в этом случился намёк на «Глокую Куздру»). Вообще-то, он был самым эстетичным персонажем, к тому же повсюду, как неистребимый регенерирующий горец Маклауд, носил с собой меч. И, так же всё время, произносил сентенции в восточном духе. Типа - «Если перед настоящим героем лежат две дороги, то он выбирает путь, что ведёт к смерти». Впрочем, именно этого он не говорил - это лозунг бусидо.
Были в этом фильме в фильме два негодяя – один этот, а другой – переменный, мелкий и не эстетичный. Постоянный – это, собственно, Кудла был очень похож на недоделанного Воланда, и вот-вот должен был произнести: «я часть той силы, которая всё время, вместо того, чтобы, а всёю…» и забормотать прочие философские безобразия.
Он действительно всё время угрожал героям, норовил ножку подставить, но детей не мучил, и в последний момент всё время останавливался.
Тут я вспомнил, как Ваня Синдерюшкин мне рассказывал о положительных и отрицательных героях. Настоящие правильные герои, говорил он, вне зависимости от полярности, должны быть вечными. В серийном искусстве самый жизнеспособный дуэт это Холмс, пьющий кофе с Мориарти по пятницам, в то время как Ватсоны бьют полковников Морранов револьверами по голове. Главный положительный и главный отрицательный герои должны быть равновелики. А вторичными героями и злодеями нужно жертвовать из серии в серию.
Ева согласилась со мной. Вернее, она согласилась с Синдерюшкиным.
В этот момент пришёл муж Евы и посмотрел на нас очень неодобрительно. Это он напрасно сделал. Потому как нет ничего особенного в том, что человек, когда чинит слив в раковине, раздевается. Сам бы отпросился у начальства и пришёл чинить. Ишь! И нечего волком смотреть.
Хотя всё же он меня немного насторожил. Надо было как-то объяснить, что мы не затеяли этот разговор в последнюю минуту. Я ведь и сам смотрел не так давно какой-то сериал. Он был непонятный и психоделический – действие там происходило в непонятной государственности южноамериканской местности.
Печальный голос за кадром сказал вдруг: «И тогда на плантацию Антонио Мадзенго было любо-дорого посмотреть. А теперь всё в запустении... Здесь-то он и умер, отравившись средством от жучка. Он умер, а жучок – остался»...
Я понял, что это экранизация Павло Коэльо.
Но Павло написал какой-то эротический роман, и я не знал, какие ассоциации вызывает он у Евиного мужа.
Поэтому я обратился к прошлому. В прошлом у меня был сериал «Никто кроме тебя». Он появился в телевизионных ящиках уже после «Рабыни Изауры» и «Просто Марии», но до их русских аналогов. Мне нравилось его название – в нём была мужественная красота воздержания и надежды. А одна барышня, работавшая на TV, мне рассказала, что Главная Девушка этого сериала умрёт в последней серии. И финальный кадр будет таким – весна, зелёная трава и надгробный памятник с милым лицом в овале. Надпись по граниту: «Никто кроме тебя».
Я тогда, дурак, обрадовался, и начал смотреть. И в который раз был обманут женщиной – конец этого телевизионного повествования был соплив и жалок, точь-в-точь как мои отношения с телевизионщицей.
Итак, и злодеи, так и герои всех сериалов оказались невмерущи - наподобие украинских чахликов.
Ева пошла провожать меня на лестницу и внимательно всмотрелась в мою переносицу. Так бывает перед тем, как женщины говорят:
- Милый друг, Сашенька – твоя дочь, а вовсе не Феденькина.
Но Ева сказала, что в меня кто-то влюбился, потому что у меня прыщ на носу.
И я пошёл домой, обуреваемый надеждами как гладиатор, сжимая в руке огромный накидной ключ.
