Поэтому странным кажется Нагибин, спокойно признающийся в кутеже и в наличии личного шофёра.
Давид Самойлов, в своих воспоминаниях говорил об этом жанре так: «Воспоминания пишут по многим причинам. От одиночества и ощущения гибели, как пишут записку на тонущем корабле и, запечатав её в бутылке, вверяют волнам бурного моря, авось и прибьётся к какому-нибудь берегу последний вопль о кончающейся жизни. Пишут свидетельские показания о событиях, чтобы распутать клубок неправды, а то и ещё больше запутать его. Пишут из любви к повествованию и от скуки. Пишут из тщеславия - объяснительные записки о собственной личности, направленные суду потомков. А на деле получаются саморазоблачения, ибо нет ничего наивнее и откровеннее, чем люди, склонные к самолюбованю».
Из вот появился дневник Нагибина, больше похожий на мемуары, ибо сам автор отредактировал его и готовил к печати.
Получилась книга странная и страшная. В ней писатель проговаривается - и именно это страшно. Там больше всего он пишет о заграничных командировках, выездах-невыездах. «Так всё-таки почему меня хотели лишить Брейгеля и Тинторетто, жирных венских скворцов, горячих колбасок с жёлтой горчицей и общества симпатичных людей?». Этот упрёк обращён не то к чиновникам, не то к мирозданию. Он сам признаётся: «Причина моей нынешней художественной продуктивности во мне самом, а вовсе не в сценарной замороченности, редколлегиях, самотеке, возне с молодыми авторами и назойливости так называемых друзей. Я сам источник суеты, придумываю себе неотложные дела, липовые обязательства, лишь бы не заниматься тем единственным, для чего родился: писать рассказы». Первая цитата короче, но она убийственней. В ней объясняется существование барьера, преодолеть который было невозможно.