
ЛАВРЫ ШУМЯТ
Кофейник стоял на камнях, и пламя лизало его бока. Команданте варил себе кофе сам, хотя любой из его бойцов почёл бы это за честь.
Тут он был майором, советником, и какая разница как переводить на испанский звание «комбриг». Как говорил его друг, чех Павличек, ровно такая же, как между словами «милостивый государь» и «государь император».
Он инспектировал аэродромы, делая последние приготовления. Военно-воздушные силы республики замерли перед завтрашним наступлением, как птицы, готовые разом слететь с дерева. Подчинённые спали, а русская переводчица храпела как слон. Он отнёс кофе часовым и сейчас остался у огня один. В такие минуты он вспоминал родину ― узкие улицы, дождь, мокрые булыжники мостовой. Он не был там целую вечность. То, что у пролетария нет национальности, не отменяет тоски по родному городу.
А ещё он всю жизнь хотел летать. Именно поэтому он покинул Стокгольм ещё подростком и переехал сперва в Вену, а потом в Прагу ― в университете он учился аэродинамике, а по ночам читал Маркса.
Поэтому он переделал своё имя на Йозеф.
Но студенческая жизнь сыграла с ним странную шутку. Напившись в трактире «У чаши» он со всеми орал «На Белград!», про себя думая, что наконец-то началось, и эта война сметёт глупые границы между людьми. В небе ведь нет границ.
Но пили друзья крепко, и, очнувшись через несколько дней, он увидел себя на нарах, в чужой военной форме.
― Позвольте, но я же швед! ― кричал он вахмистру. ― Я Йозеф Карлсон! Я не подлежу призыву.
Тот отвечал ему смехом.
Сперва Карлсон стал денщиком у одного поручика. Поручик был молод, сущий малыш, но у него была отнюдь неюная жена, требовавшая ласки. Потерпев немного, Карлсон сам запросился на фронт.
Там у него получилось подняться в воздух ― правда, летал он на привязи, на воздушном шаре. Сверху в бинокль были хорошо видны позиции русских ― вот беззвучно возникают белые облачка в том месте, где стоят их пушки, вот слышен полёт снаряда и разрыв, а вот осколком перебивает трос, и воздушный шар, повинуясь ветру, начинает движение на восток. Разглядывая непроходимый лес, Карлсон думал ― это уже Сибирь, или ещё нет.
Шар снизился и запутался в кронах деревьев. Карлсон обнаружил, что прожив до половины жизнь, наконец-то заблудился в сибирском лесу.
Нет, тут — не Сибирь, он понял это, когда в какой-то деревне его взяли в плен женщины, носившие вёдра на длинных палках и тосковавшие о мужьях. Он был пленным у них год, а потом ещё год пленным у другой деревни, куда его сменяли за муку. С тоской он смотрел в небо, в котором однажды увидел аэроплан.
У русских началась революция, и Карлсону пригодилось чтение Маркса. Он стал военным комендантом Бугульмы.
Рядом стояли лагерем красные лётчики ― три самолёта на ровном поле. Карлсон упросил научить его летать, и это оказалось несложно.
«Красные самолёты будут летать быстрее чёрных», ― говорил ему учитель, и Карлсон повторял эту фразу раз за разом.
Когда фронт передвинулся на восток, Карлсон запер комнату коменданта и передал ключ дежурному. Он улетел вместе с красной эскадрильей. Там, в Сибири, он стал коммунистом.
Потом он летал на «фарманах» и «ньюпорах», он поднимал в воздух «сопвичи» и «альбатросы».
Как-то, на спор он пролетел на «Илье Муромце» под Дворцовым мостом.
Наконец, началась история новых машин, и новых битв, сперва его послали в Китай, где он дрался с японцами. Потом он летал в Афганистане, и, наконец, попал сюда.
И, как везде, тут красные самолёты дрались с чёрными.
Команданте Карлос, как его звали тут, сидел у огня и грел руки. Но, оказалось, к нему приехал русский советник Карков, и они стали вспоминать колчаковский фронт.
Над ними тяжёлой листвой шумели арагонские лавры.
― Нас всех убьют, ― хмуро сказал Карков.
― Обязательно, ― согласился Карлос. ― Мы подписали контракт на тысячу лет войны и живыми нам не уйти.
― Ну, всё-таки прожить тысячу лет не так уж плохо. Боюсь, что в наших контрактах такое время не обозначено, ― ответил Карков. ― Но, главное, обидно, если нас не убьют враги, нас убьют друзья.
― А есть разница? ― Карлос прищурился.
― Небольшая всё же есть. Одно дело, ты умрёшь в небе, а совсем другое ― в подвале.
― По-моему, это всё равно.
Карков не стал дальше спорить. Он посмотрел в небо, на тяжёлые листья и задумчиво произнёс:
― Зелень лавра, доводящая до дрожи... Йося, ты ведь любишь стихи?..
― А ещё я люблю песни, ― ответил команданте Карлос и негромко запел:
А он пушку заряжал,
Ой, ладо, гей люли!
И песню распевал,
Ой, ладо, гей люли!
Снаряд вдруг пронесло,
Ой, ладо, гей люли!
Башку оторвало,
Ой, ладо, гей люли!
Карков стал ему подпевать, и, наконец, они заголосили вместе, почти весело:
А он всё заряжал,
Ой, ладо, гей люли!
И песню распевал,
Ой, ладо, гей люли!
И, чтобы два раза не вставать - автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел