Березин

В этом сне я призван на военные сборы и провожу время в бараке. Это барак старшего офицерского состава – даже майоров мало, подполковники и полковники, нестарые ещё мужики, сидят и лежат на нарах, плюют в потолок и травят байки. Что интересно, так это то, что в казарме чисто, тепло и уютно, и все мы с радостью пользуемся передышкой в скучной и рутинной жизни.
Потом оказывается, что казарма совмещена со странным заведением - не то с пионерским лагерем, не то с буддийским монастырём. Бегают взад-вперёд по двору какие-то бритые дети, судя по виду – иностранные. Их развлекают, учат, раздаётся хоровое повторение непонятных глаголов.
Наконец, приходит начальство и велит строиться.
Мы строимся прямо в казарме, командуют «налево, шагом марш», но мягко и нетребовательно, личный состав идёт вразвалочку, и тут я вспоминаю, что в соседней секции я забыл бушлат.
Построение происходило не по форме, оттого на мне надеты только тельняшка и штаны, да и мои товарищи одеты тоже не по уставу.
В общей сумятице я покидаю строй и, схватив бушлат, снова выбегаю наружу.
Но колонны уже нет, я отбился, пропал. В тоске я хожу среди бормочущих что-то своё детей, ищу хоть кого-то знакомого – но никого нет.
И смутное предчувствие появляется у меня – всё это не к добру, никого из этих людей, с кем успел сдружиться, я уже не увижу. Я спасся, но теперь жить мне с вечной тоской в груди.

А в этом сне всё началось с давней истории, что произошла где-то на сибирской заимке. Молодой солдат красного партизанского отряда, скрывался на ней, отстав от своих. На этой заимке жила девушка, которая его полюбила. Она ведунья-вещунья и делает из соломы две фигурки, символизирующие влюблённых – у одной на лбу крестик, у другой – звезда. (Интуитивно понятно, что она – с крестиком, несмотря на ведовство, а красный боец со звездой).
Но молодого человека находят другие, белые партизаны – и уж неизвестно там, что они с ним делают, но судьба его обрывается. Они как бы меняются мистическими знаками, потому что белые девушке вырезали на лбу звезду, после чего она стала знаменитой среди всех красных партизан и героических красноармейцев. И вот с неё-то начинается династия партийно-литературных знаменитостей.
При этом солома как-то деревенеет, и весь сюжет теперь крутится вокруг деревянной кружки, служащей оберегом.
Причём пить из неё не обязательно – перед принятием какого-нибудь решения нужно стукнуть в дно и руководствоваться звуком. Эта кружка сильно помогла сыну героической девушки на советско-германском фронте, а потом помогла не раз и всем другим её родственникам.
Я попадаю на дачу к потомкам этих людей – эта дача стоит на холме посреди сибирской тайги и окружена высоким частоколом из заострённых брёвен. Дом большой и очень богатый – причём эта как бы объединённая семья Михалковых-Евтушенко (В ней есть поэт былого, очень похожий на Евтушенко, и несколько братьев – трое или четверо, которые снимают кинематографические фильмы). Старик-поэт тычет пальцем в сопки, поросшие ёжиком тайги, и рассказывает о тайной сибирской магии, что помогла этой семье надурить все российские власти.
Но вдруг выясняется, что в лесу заблудился мальчик-правнук. Он приехал в Сибирь из Америки, пошёл гулять, будто вокруг Макдоналдса, ничего в тайге не понимая, и вот сгинул буквально в двух шагах от дома. Все начинают его искать. Найти, разумеется, не могут и прибегают к помощи магической кружки.
Один из родственников призывает к осторожности – вот, говорит он, ещё в шестидесятые годы её использовали для поисков пастушка в тайге. И что же? Пастушка нашли уже мёртвым, но и поисковая партия заразилась страшным вирусом от мёртвого оленя. Кружка предупреждала, что искать ничего не надо, и добра не жди – но никто не послушался. Тем не менее, мальчика ищут и я, треща сухими сучьями во мху, тоже лезу между сосен.
Маленького американца находят, но, отгрузив его домой, мы оказываемся в удивительном месте – посреди поляны стоит большое дерево, у подножия которого находится геометрически правильная дырка, в которой бушует ветер, крутятся листья, среди пыли появляется на мгновение оленья голова, заячьи уши и лица дохлых людей. Деревянная кружка гудит как бубен, но что делать – совершенно не понятно.
Тут картина сна меняется – и я уже плыву на деревянном плоте из Сибири в Таиланд. Какие-то китайские фанзы, катера, идущие по мутной воде… Постой, постой! – кричу я, но что было дальше уже совершенно непонятно