История про баранью кость.
Я чрезвычайно люблю русских писателей второго и третьего пряда. Среди тех, что я читал пристально, внимательно, и перечитывал самые непопулярные вещи – Юрий Герман. У него, в частности, есть одно место в воспоминаниях о Мейерхольде. Герман рассказывает, что он не носил галстуков, расхаживал в коричневых сапогах, в галифе, в косоворотке и пиджаке. И вот однажды, его как молодого драматурга Мейерхольды повезли его на прием в турецкое посольство. «И тут случился конфуз: швейцар оттер меня от Зинаиды Николаевны и Мейерхольда, и я оказался в низкой комнате, где шоферы дипломатов, аккредитованных в Москве, играли в домино и пили кофе из маленьких чашек. Было накурено, весело и шумно. Минут через сорок пришел Мейерхольд, жалостно посмотрел на меня и произнес:
- Зинаида Николаевна сказала, что это из-за твоих красных боярских сапог тебя не пустили. Ты не огорчайся только. В следующий раз Зина тебя в нашем театральном гардеробе приоденет, у нее там есть знакомство…
Шоферы дипломатических представительств с грохотом забивали «козла». Какое-то чудище в багровом фраке, в жабо, в аксельбантах жадно глодало в углу баранью кость. Иногда забегали лакеи выпить чашечку кофе. Забежал и мажордом.
- Этого я всегда путаю с одним послом, - сказал Всеволод Эмильевич. - И всегда с ним здороваюсь за руку. Он уже знает и говорит: «Я не он. Он там в баре пьет коньяк».
Мейерхольд подтянул к себе поднос, снял с него чашечку кофе, пригубил и, внимательно оглядевшись, сказал:
- Здесь, знаешь ли, куда занятнее, чем наверху.
В следующий раз надену твои розовые сапоги боярского покроя, и пусть меня наверх не пустят. Кофе такое же, а люди интереснее. Ох, этот народец порассказать может, а?
Долго, жадно вглядывался во все и во всех, словно вбирая и запоминая живописные группы людей, и неожиданно со сладким кряхтением произнес:
- Как интересно! Ах, как интересно! Ай-ай-ай»!
Дело, конечно не в Мейерхольде, собственно. Вот эта фраза про «чудище в багровом фраке, в жабо, в аксельбантах жадно глодало в углу баранью кость» главнее всего остального. Если Герман придумал всё это с начала до конца, то это ещё лучше. Дипломатическое чудище, кость, шофёры.
Даже можно опустить появление знаменитого режиссёра – эта кода излишня. Надо рассказать про баранью кость и просто прибавить: «Это меня сразу насторожило».
Извините, если кого обидел.
- Зинаида Николаевна сказала, что это из-за твоих красных боярских сапог тебя не пустили. Ты не огорчайся только. В следующий раз Зина тебя в нашем театральном гардеробе приоденет, у нее там есть знакомство…
Шоферы дипломатических представительств с грохотом забивали «козла». Какое-то чудище в багровом фраке, в жабо, в аксельбантах жадно глодало в углу баранью кость. Иногда забегали лакеи выпить чашечку кофе. Забежал и мажордом.
- Этого я всегда путаю с одним послом, - сказал Всеволод Эмильевич. - И всегда с ним здороваюсь за руку. Он уже знает и говорит: «Я не он. Он там в баре пьет коньяк».
Мейерхольд подтянул к себе поднос, снял с него чашечку кофе, пригубил и, внимательно оглядевшись, сказал:
- Здесь, знаешь ли, куда занятнее, чем наверху.
В следующий раз надену твои розовые сапоги боярского покроя, и пусть меня наверх не пустят. Кофе такое же, а люди интереснее. Ох, этот народец порассказать может, а?
Долго, жадно вглядывался во все и во всех, словно вбирая и запоминая живописные группы людей, и неожиданно со сладким кряхтением произнес:
- Как интересно! Ах, как интересно! Ай-ай-ай»!
Дело, конечно не в Мейерхольде, собственно. Вот эта фраза про «чудище в багровом фраке, в жабо, в аксельбантах жадно глодало в углу баранью кость» главнее всего остального. Если Герман придумал всё это с начала до конца, то это ещё лучше. Дипломатическое чудище, кость, шофёры.
Даже можно опустить появление знаменитого режиссёра – эта кода излишня. Надо рассказать про баранью кость и просто прибавить: «Это меня сразу насторожило».
Извините, если кого обидел.