Собственно, ничто не предвещало опасности.
Ко мне пришёл Синдерюшкин. Синдерюшкин припёрся ко мне, как в больницу - с мешочком апельсинов. Когда я ему сказал, что я не так уж болен и даже думаю выздороветь, он виновато достал две бутылки коньяка.
Мы говорили, разумеется, о Волочковой. Нет, начали-то с перепелиных яиц, но это не очень интересная история.
Ваня заглянул мне в глаза и сказал требовательно:
- Ты, как человек, знакомый с высшей математикой...
И замолчал надолго. Мы съели по апельсину.
- Так вот, - сказал Ваня, - продолжи ряд: Волочкова, Курникова, Басков...
- Хрен тебе, - сказал я сурово - может, тебе ещё ряд Фурье надо. Или численно продифференцировать дискретно заданную функцию?!..
А потом осторожно сказал:
- Ванесса Мэй.
Мне, правда, не удалось успокоить Синдерюшкина. Как-то это плохо у меня выходило. Тут ведь не угадаешь, что именно ему нужно. Ведь балетоманы народ опасный. Скажешь что не так - настучат батманов в бубен и пойдёшь хорошим танцором по жизни. Я сам в балете мало что понимаю, и поэтому выучил спасительную фразу - нужно развести руками, закатить глаза и произнести:
- Не знаю уж, что сказал бы по этому поводу Цискаридзе...
С одной стороны, всё совершенная правда, и я не то что не знаю, что бы он сказал, да и не уверен даже как правильно писать его фамилию (Но в устной речи всё сгодится). Да и кто знает, есть ли этот Цискаридзе на свете, может это просто добрый дух-защитник?
С другой стороны, как это произнесёшь, так все балетоманы замирают сразу в неудобном положении как Железный Дровосек, глазами делают «луп-луп» и в этот момент от них можно убежать без всякого членовредительства.
Но тут хрен чего вышло. Синдерюшкин начал вопить что-то нечленораздельное, причем всё время сбивался и орал:
- И Гарри Поттеры эти дурацкие повсюду! Летают!.. Гады!..
- Ну, Хрюнчик, - бормотал я, успокойся. - Что за ужасы ты говоришь... Давай я тебе лучше о колумбовом яйце расскажу. Это всем интересно, мне даже девушки из Тольятти пишут, яйцами интересуются...
Потом, правда, выяснилось, что Синдерюшкин считает, что Волочкова - дочь петербургского мэра Собчака. Но поскольку все нынче только и делают, что говорят о Волочковой, ясно, что немудрено свихнуться. Сейчас, думаю, мне Ваня расскажет, что она играла вместе с Сильвией Кристель а «Греческой смоковнице». Да и сюртук у него из Волочковой, поскольку это самая модная материя.
Мы запили апельсины коньяком и я рассказал ему вкратце о тех моих вопросах-ответах, которые выкинули из известного интервью. От этого Синдерюшкин сразу забыл про Волочкову - а ведь полчаса пялился в телевизор и смотрел, как она поводит плечами, взмахивает руками как лебедь и сгибается в хохоте до земли.
Ишь какой.
Мы уже основательно наапельсинились и принялись говорить о вещах низменных - колумбовом яйце и перспективах информационной революции. Я начал рассказывать как читаю книжку по гуманитарной географии, что мне дали на рецензию, но Синдерюшкин вдруг вспомнил о Волочковой.
И замахал у меня пальцем перед носом.
- Авангардисты! Авангардисты! Авангардисты! Педерасты!
- Знаешь, Колумбово яйцо… - пытался я вмешаться, - была такая притча…
- Не выйдет! - сказал он. - Не выйдет! Кончилось это время.
Тогда я сказал сурово:
- Видишь ли, Колумб... Колумб, понимаешь сплавал в свою Америку, а на него начали гнать, что это, дескать плёвое дело было, и нечего тут…
- Волочкова... - снова затянул мой друг Ваня.
Я набычился и сказал твёрже:
- Колумб вернулся в Испанию. Его стали обижать. Слушай. Внимательно слушай. Я тебе рассказываю про яйцо. Колумба.
Ваня открыл рот, но я выразительно посмотрел ему в глаза.
- Молчи, сука. Молчи и слушай. Баба из Тольятти тоже интересовалась. Так вот Колумб поглядел на них, и достал из кармана яйцо...