История о дождях.
Я тоже, давным-давно написал историю про дожди. Хотя это была обманная история - она была не про дождь, а про желание быть Гулливером. Но обо всём по порядку.
Дожди в горах совсем не то, что в городе. Ты ближе к небу, и иногда видишь облака внизу. Дождь не капает, капли не успевают разогнаться, покидая тучу. Этот горный дождь окружает тебя - справа и слева, он заходит снизу, всё мешается - пот и вода.
Однажды дождь шёл весь день, и весь день нужно было идти по скользким камням. Вода смыла снег, проникла всюду, а, главное, быстро намочила спину. И это было очень хорошо, потому что самое главное - перестать чувствовать отдельные капли.
Но к вечеру, вернее к сумеркам похолодало.
Огня не разведёшь, и каждая веточка была в аккуратном чехольчике изо льда. Угрюмо было и сыро, будто внутри кадра из старой хроники, где мёрзнут американские солдаты в Арденнском лесу.
Мы устраивались в сырых норах, и на всё это падал, кружился горный снег. Небо было неотличимо от склона, а чёрная нитка от белой...
Я по привычке выпростал руки наружу и заснул. Проснулся я от того, что не мог повернуться. Легонько повёл руками, и почувствовал, что стал похож на Гулливера, попавшегося в плен к лилипутам. Это сравнение пришло позже, через несколько лет, а тогда я был просто животным, спящим в горах. Мыслей не было, не было сравнений, не было ничего. Накативший страх был тоже животным. Я дёрнулся ещё раз как пойманный зверёк, суетно, совсем непохоже на Гулливера, и понял, наконец, в чём дело. Ночь холодна перед рассветом. Дождь, окружавший меня, превратился в лёд. Рукава бушлата примёрзли к земле.
И я ещё раз резко дёрнулся, освобождаясь от этих лилипутских верёвок. Не было ничего - кроме дождя, который снова начинался - как предчувствие восхода.
Осталось ещё, сухим-несухим остатком, желание быть Гулливером.
Извините, если кого обидел
Дожди в горах совсем не то, что в городе. Ты ближе к небу, и иногда видишь облака внизу. Дождь не капает, капли не успевают разогнаться, покидая тучу. Этот горный дождь окружает тебя - справа и слева, он заходит снизу, всё мешается - пот и вода.
Однажды дождь шёл весь день, и весь день нужно было идти по скользким камням. Вода смыла снег, проникла всюду, а, главное, быстро намочила спину. И это было очень хорошо, потому что самое главное - перестать чувствовать отдельные капли.
Но к вечеру, вернее к сумеркам похолодало.
Огня не разведёшь, и каждая веточка была в аккуратном чехольчике изо льда. Угрюмо было и сыро, будто внутри кадра из старой хроники, где мёрзнут американские солдаты в Арденнском лесу.
Мы устраивались в сырых норах, и на всё это падал, кружился горный снег. Небо было неотличимо от склона, а чёрная нитка от белой...
Я по привычке выпростал руки наружу и заснул. Проснулся я от того, что не мог повернуться. Легонько повёл руками, и почувствовал, что стал похож на Гулливера, попавшегося в плен к лилипутам. Это сравнение пришло позже, через несколько лет, а тогда я был просто животным, спящим в горах. Мыслей не было, не было сравнений, не было ничего. Накативший страх был тоже животным. Я дёрнулся ещё раз как пойманный зверёк, суетно, совсем непохоже на Гулливера, и понял, наконец, в чём дело. Ночь холодна перед рассветом. Дождь, окружавший меня, превратился в лёд. Рукава бушлата примёрзли к земле.
И я ещё раз резко дёрнулся, освобождаясь от этих лилипутских верёвок. Не было ничего - кроме дождя, который снова начинался - как предчувствие восхода.
Осталось ещё, сухим-несухим остатком, желание быть Гулливером.
Извините, если кого обидел