РЕКОНСТРУКЦИЯ
- Мне не нравится, что ты всё время пьёшь, - сказал Командир, переводя дух.
Видно было, что он ненавидит весь мир, потому что ему пришлось лезть по бесконечной лестнице, а потом пробираться пыльным чердаком на крышу.
- Если бы я воевал в Афганистане, то курил бы всякое. Но ты знаешь, что я туда не попал.
- Мало ли, у вас, питерских, всегда всё перевёрнуто. И слушаешь ты какую-то дрянь. Какие-то двери... Для старпёров это всё…
Малыш выключил допотопный магнитофон, а Командир брезгливо отодвинул бутылки и лёг с ним рядом на нагретую жесть. - А, говорят, что курить даже лучше для здоровья. Скоро, говорят, разрешат.
- Нам много что обещают скоро, - Малыш говорил с Командиром на равных. Тем более, он был бывший командир.
И Малыш сразу же спросил вдогон:
- Куда?
Он знал, что за просьба может быть у Командира, не огород же ему понадобилось полоть.
Ехать надо было недалеко.
- Ты понимаешь, - говорил Командир, - он совсем сошёл с ума. У него был шанс, а теперь его нет.
Малыша немного вело от утренней выпивки, ему уже хватило романтики в прошлом. Да-да, сто тысяч лет необъявленных войн, и вот ещё одна, чужая. И этот полковник, он ведь его знал. Революция пожирает своих детей. Нет, враньё, все пожирают своих детей - и всегда приходят свои - как к Андреасу Нину...
- Какая Нина?
- А это я так, это из Барселоны, вспомнилось просто,- отмахнулся Малыш.
- Вас, питерских, погубит начитанность, вот что.
Малыш пожал плечами. Папа не одобрил бы этой фразы.
- Он становится опасен, - продолжал шелестеть голос над ухом. – Ты должен понимать, он воин-поэт в прямом смысле… Ты пойдёшь на катере...
- К такой-то матери, - сам того не желая, продолжил Малыш.
Он погрузился на катер в верхнем течении реки, по которому ещё невозможно было угадать её величие в течении среднем и нижнем.
Катер шёл, поднимая волну, и только у границы сбросил скорость.
Капитан угрюмо смотрел на Малыша. Он, видимо, часто возил такой груз, и не сказать, что это доставляло ему удовольствие.
Малыш думал, что они пересекут границу ночью, но катер прошёл её днём. Просто капитан сходил к пограничникам с красной полиэтиленовой сумкой из супермаркета с логотипом «Кока-Колы», а вернулся уже без сумки. Малыш даже и не поинтересовался, почём нынче переход.
Как только пограничный пост скрылся за поворотом, два матроса стащили брезент с кормы.
Там оказался спаренный пулемёт.
Стволы масляно блестели в закатном солнце.
Пулемётом они воспользовались только раз.
Из протоки было высунулась лодка - старая дюралевая «Казанка».
Матрос с плоским, будто стоптанным, лицом тут же развернул стволы и стрелял, пока не опустели коробки.
Они отплыли довольно далеко, когда Малыш услышал, как воет собака. Он догадался, что это видимо собака с той лодки. Как она уцелела - непонятно. Но больше думать ничего не стал.
Они были уже на черте войны - черта была зыбкой, и войну от мира, по сути, ничего не отделяло.
Так прошло два дня.
Малыш, по большей части, сидел у борта и слушал в наушниках свою музыку для старпёров.
Иногда он лежал на палубе катера и смотрел, как голубое небо чертят реактивные самолёты - он знал их силуэты наизусть, потому что видел их на многих войнах. Если во всём мире будут воевать одним оружием, это было бы логично. Оружейники всегда договорятся, - подумал он. Но в наушниках бились клавишные, и он прикрыл глаза. Тем более, что в наушниках он не слышал залпов, что становились всё ближе и ближе.
Наконец, они вошли в пустынный город, и с трудом миновав обломки обрушившихся мостов, и причалили к прогулочной пристани.
Там ветер давно истрепал навесы с рекламой «Кока-Колы». «“Кока-Кола”, - подумал Малыш, - тоже интернациональное оружие».
- Мы не обязаны идти с вами, - прервал молчание капитан.
- А? Ах, да, разумеется. Но вы, кажется, ждёте меня до утра?
- Точно так. Но только до утра.
- Больше и не надо.
Малыш пошёл вдоль пустынной улицы. Какой-то остряк написал на стене старый лозунг «Patria o muerte!» - конечно, с ошибкой.
В нагрудном кармане попискивал навигатор, выводя к старому зданию универмага.
Всё решается в универмагах, история всегда рифмуется, - подумал Малыш, но не сумел вспомнить, что это за универмаг пришёл ему на ум. Какой-то сумасшедший фотограф ввязался за ним, бормоча и щелкая аппаратом.
Приглядевшись, Малыш заметил, что объектив у него наглухо заклеен скотчем.
Он прошёл мимо костров, что чадили в железных бочках. У него несколько раз проверили документы, но Малышу показалось, что он мог бы показывать их кверху ногами.
И вот, пройдя по длинным коридорам, где отовсюду слышалась какая-то разухабистая музыка, он остановился перед дверью с вполне уместной табличкой «Директор».
- Узнаю тебя мой мальчик! Даже сейчас ты постучался, даже сейчас.
Голос был добродушен, и Малыш сразу вспомнил, как услышал его в первый раз. Хозяин этого голоса орал на него под Полтавой лет десять назад. Они выстроились в поле, шведы против русских, и полковник тогда не был ещё полковником и даже генерал-поручиком – он был капитаном Преображенского полка.
- Здравствуйте, товарищ полковник. Вы помните меня?
- Как же тебя не помнить, Малыш? Ты ведь зашёл поговорить, да?
- Конечно, товарищ полковник, поговорить.
- Только сядь сюда, Малыш. Мне очень не хочется, чтобы ты делал какие-нибудь резкие движения, тогда ведь разговор не получится. А помнишь, как я вытащил тебя из вертолёта, а потом мы вместе вытащили штурмана? Пилот был убит, а штурмана мы вытащили. У него были перебиты ноги, и, дёргаясь, он резал себя обломками костей. Доктор скомандовал «Наркоз!» и ты резко ударил штурмана в голову. Я не ожидал, что тебя учили и этому. А теперь ты пришёл поговорить. Варенья хочешь?
- Давайте.
Хозяин выдернул банку из груды таких же за его спиной.
- О, на этот раз - клубничное. Хорошо жить в универмаге, да?
- Я не люблю клубничное, хотя, впрочем, какая разница.
- Ты просто не разбираешься в варенье. А я вот разбираюсь, я даже спирт в нём развожу. Я много в чём разбираюсь. Многие упрекали нас в том, что мы просто хотели пошалить, но ведь ты знаешь, что это не так. Я слишком много читал, прежде, чем не перестал читать вовсе - и это были воспоминания. Что толку читать выдумки, нужно читать мемуары - в них хватит и выдумки, и правды. Я хотел реконструировать прошлое.
- Всего не перечитаешь, и ничего не вернёшь, - сказал Малыш, чтобы только заполнить паузу.
- Всего и не надо. Ведь что скажет Папа? А Папа скажет - пустяки, ведь это дело житейское. Но я запомнил, как делается история. Кому сейчас интересны ужасные подробности политических решений Че Гевары, расстреливал ли он несчастных по темницам, и его смешной опыт руководства финансами?
Это всё задел для будущего. Тем, кто сейчас рядом, мы не нужны: ни мы, ни наши идеи; они не простят нам голода и бомбежёк. Им выплатят пенсии и раздадут хлеб. Если бы мы смогли платить, то всё решалось просто. Война выигрывается в банках, а не в окопах.
- Ну, конечно, - сказал Малыш. - Кусок хлеба с маслом и никаких бомбёжек.
- О, ты понимаешь, Малыш. А вот те, кто сейчас ещё ничего не смыслит, будут рассказывать о нас легенды. Всё будет решаться в пространстве художественных текстов и кино. Меня, впрочем, тогда уже не будет. Я удивлён, что мне позволили прожить так долго - революция пожирает своих детей, ты не поверишь, из этой нехитрой мысли состоят все мемуаристы. У тебя, кстати, тоже есть шанс успеть написать что-то в этом духе. Тот, кто привёз руки Че Гевары, кажется, написал.
- Я не люблю писать.
- Люби, не люби - дело твоё. Будешь выступать в телевизоре, залезешь в эту маленькую дурацкую коробочку. Постарайся там рассказать обо мне хорошо.
- Это уж как выйдет.
- Ну, я и не надеялся. Тогда давай сделаем это по-быстрому. Тут на стене, видишь, висит меч. Мне подарили - сам... А, неважно кто... Я тогда дрался за японцев. Ты читал Мисиму? Да что я спрашиваю, читал, конечно. Это конец, мой милый друг. Это конец, мой единственный друг, конец. This is the end. Я не буду сопротивляться, а ты постарайся отрубить мне голову с одного удара, ладно?
Малыш снял со стены настоящую катану - сразу было видно, что дорогую.
Когда дело было сделано, то он поднял с пола голову и бережно положил её в пакет с логотипом «Кока-Колы».
Этих пакетов тут была целая стопка, куда ж ещё было класть.
Затем Малыш воткнул в уши наушники и вышел.
И, чтобы два раза не вставать - автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел