Лескову всё время приходилось оправдываться.
Видимо, это следствие работы в уголовной палате. Закон имеет особый запах и вкус всегда существующей вины - особенно в России. Оправдываться в России надо часто. Что оправдываться - надо каяться. Каяться за первые романы, за рассказы, за всё. Вокруг покаяния создается особый миф, даже ритуал. Виктор Шкловский писал о том, как отрекается Пётр – ему холодно, и хочется выйти к костру. Но у костра его спросят, кем он приходится распятому. И вот холод толкает его к огню.
А в России, пишет Шкловский, куда холоднее, чем в Святом городе. Оттого так часты в ней отречения и оправдания. За Лескова продолжали каяться и после смерти. Для чего - неизвестно, вряд ли для того, чтобы войти в справочник: «С середины 70-х гг. Лесков отходит от реакционного лагеря и начинает сближаться с умеренно либеральными кругами. К этому времени писатель вступил в пору своей художественной зрелости». А потом снова нужно объясняться. Статья по поводу знаменитого «Левши» так и называется: «О русском левше (Литературное объяснение)».
Язык сказа заставляли «портить и обесцвечивать». Ругали все - с завидной слаженностью. Слева за шовинизм, справа за издевательство над народом. Потом, через много лет, сказ свели к анекдоту, к той поговорке, с которой он начинался - «Англичане из стали блоху сделали, а наши туляки её подковали, и им назад отослали». Примечательно, что при этом блоха разучилась плясать. Анекдота здесь нет, как нет анекдота в «Подпоручике Киже» - прежде всего потому что рядом с бестелесным подпоручиком существовал и умирал реальный Синюхаев, вычеркнутый из списков полка, как из жизни.
