Первое воскресенье июня
(память воды)
(память воды)
Я был на тех дачах и разглядывал знаменитого академика через кусты смородины. За вечерним чаем долго расспрашивали о жизни – одни умно, другие не очень умно. Мне рассказывали про него разное, но академик мне нравился. Я, к несчастью, не испытывал ни трепета, ни склонен был к особому почитанию публичных людей, и задавая вопрос кому бы то ни было, не дрожал от восторга.
Но чем-то веяло от этого академика архаическим. Он был похож на путешественников прошлого, что возвращаются из азиатских пустынь с коллекцией бабочек в красивых деревянных рамках. При этом я задумался о том, что сам спросил бы у него.
Пожалуй, я стал бы говорить с ним о кризисе научного мировоззрения – ровно о том, что меня занимало последние несколько лет. О том, как наука с её методами медленно отступает прочь, а на смену ей приходит мистика. Не кончится ли то, что называется «научным мировоззрением».
Да только мне закричали в спину, что баня готова, и я побрёл прочь от чужой освещённой веранды.
– Только я тебя умоляю, Вова, не спорь с моими соседями, – сказал Гамулин. – Что бы они ни говорили, не спорь. Я было, как дом здесь купил, ввязывался во всякие разговоры, да ничем хорошим это не кончилось. Учёные люди – они такие, так вывернут, что мало того, что в дураках окажешься, так ещё потом два дня землю щупаешь – на ней ли стоишь или в космосе летаешь.
– Да что мне спорить, я сумасшедших люблю, – отвечал Раевский, задумчиво глядя через стакан на свет. «Нет, не буду мыть», – решил он расслабленно.
Над дачным посёлком дрожало летнее марево лени и неспешности.
Торопиться было некуда – никто не ездил отсюда на службу. Место было отдалённым и уединённым – заехал раз, так и сиди неделю. Что живут тут люди образованные, было видно сразу – первый же дом был покрыт солнечными батареями. Правда, загаженными птицами до полной белизны.
Гамулин поселился здесь давно и сперва хвастался, что живёт в посёлке академиков, но потом как-то поутих.
– Ты понимаешь, они ведь не сумасшедшие. Просто у каждого свои тараканы в голове. Я так думаю: у учёного человека со временем мозги раскручиваются, да так, что на пенсии никак не могут остановиться. Вот сидит человек уже лет десять на даче, а в голове – беспокойство. Поэтому они ходят друг к другу, ну и ко мне тоже. Я ведь благодарный слушатель – не спорю.
– Что, американцы не были на Луне?
– Да нет, кажется – были. Они с этим, по крайней мере, не спорили. Но один вот верит в мировой заговор, вернее в то, что ему должны отомстить за генетические эксперименты.
– А кто мстить-то должен? Американская военщина? Гринпис?
– Да нет, подопытные обезьяны. Детей в зоопарк не пускал, скандал устроил, как мне рассказывали. А с виду – нормальный, так что я и не верю в эти сплетни. Мы с ним даже яблочный самогон вместе производим. Видел бы ты, какое у него фантастическое оборудование… Другой мой сосед любит про тайну воды и её информационную память завернуть. Фокусы всякие показывает. Его ты сегодня услышишь.
– Это какой сосед? Тот, про которого ты рассказывал, мелиоратор?
– Ну. Только он не просто мелиоратор. Мелиоратор с большой буквы «М». Да что там – он ведь повелитель воды. При этом, скажу тебе, у нас места странные – с одной стороны осушенные торфяники, с другой стороны песок и сосновые рощи. Я как стал наново строиться, сосед пришёл ко мне, ткнул пальцем – тут, говорит, скважину делай, а вот тут по контуру нужно дренаж, иначе фундамент поплывёт. Мне работяги говорят – ничего не поплывёт, у нас всё схвачено, не боись. На следующий год повело, вся работа к чёрту. После я уж не спорил – из скважины вода идёт, что твой хрусталь. Видно, этот мелиоратор на родник какой-то подгадал.
Когда начало смеркаться, действительно пришёл сосед. Это был невысокий человек – типичный дачник в ковбойке.
«Удивительно, – подумал про себя Раевский. – Откуда они берут эти рубашки. Наверное, у них есть какой-то тайный склад этих ковбоек для учёных, заготовленный ещё в СССР на случай ядерной войны».
Прочие его страхи не оправдались – Раевский ожидал, что разговор обязательно закрутится вокруг памяти воды и этих дурацких трёхлитровых банок, в одну из которых после просмотра телевизионных откровений граждане матерились, а в другую кричали как заведённые «люблю-люблю-люблю».
Но ничего этого не было.
Мелиоратор оказался весельчаком, и вместо ожидаемых безумств поведал пару забавных историй о повороте северных рек, которому, как оказалось, он по мере сил противодействовал.
Чуть позже на огонёк зашёл сосед с другой стороны – зоолог, работавший в Сухумском заповеднике.
Раевский ожидал очередной бесовщины, например, рассказа о скрещении человека с обезьяной. У него была своя история с Сухумским питомником, которую он не любил вспоминать. Но нет – зоолог рассказал несколько цветистых восточных легенд об обезьянах, и одну геологическую – об их королеве, которая живёт в жерле вулкана.
Прекрасная огненная обезьяна рождает новые острова – вода и огонь соединяются.
– Без воды – никуда, – поддакнул Мелиоратор.
«Милые люди, – подумал Раевский. – Напрасно Гамулин так над ними глумится».
Утром он проснулся рано и пошёл прогуляться.
Голова звенела от выпитого – это было не похмелье, а именно лёгкая пустота в голове.
Раевский искупался в озере, боязливо посматривая на оставленную одежду. Был у него как-то неприятный случай – точно так же рано он решил искупаться близ чужой дачи. Разделся догола, а когда вылез из воды, увидел, как собака хозяйки уносится по тропинке, держа в зубах его штаны с трусами. Так он и бежал голым по спящему посёлку.
Но тут собак не было. Раевский высох на утреннем ласковом ветерке и отправился обратно.
На опушке леса, там, где сосны переходили в смешанный сорный лес, он увидел грибника. Тот задумчиво смотрел в пустое небо без единого облачка, и его кривоногая фигура с небольшой корзинкой не двигалась.
Раевский помахал ему рукой, но грибник не ответил.
Что-то странное было в грибнике, но непонятно что.
Раевский посмотрел на человека с лукошком.
Какие, к чёрту грибы, не сезон.
Вот кто настоящий сумасшедший – но отчего учёному на пенсии не ходить с лукошком. Да хоть с дамской сумочкой – может там, под нечистой тряпицей у него тетрадка с формулами. Нет, у учёных право на тараканов в голове, это ведь естественно.
Раевский уже прошёл стадию презрения к паранауке. Он давно понял, что даже хорошие учёные, состоявшиеся в своей специальности, вдруг начинают говорить смешные вещи – физик, занявшись политическими построениями; математик, кинувшийся в историю, или географ, превратившийся в философа. Раевский раз и навсегда вывел для себя правило – человек, мудрый в чём-то одном, просто мудр в чём-то одном. Ни на что большее это не распространяется, но и не отменяет гениальности.
Поэтому он теперь не презирал безумные идеи, а относился к старикам, что их проповедуют, как к забавным детям. Чужим детям, разумеется.
Он послонялся по участку, объел тишком полгрядки земляники и вдруг снова увидел грибника. Тот стоял у забора и смотрел мимо него – на соседский участок.
Там, у невысокого штакетника, торчал зоолог, будто загипнотизированный взглядом пришельца.
В этот момент фигура с лукошком засунула руку под грязную тряпку и вытащила трубочку, похожую на флейту. Раевский увидел, что рука с флейтой как-то удивительно волосата, но грибник уже приложил трубку к губам и дунул.
Сосед-зоолог схватился за горло, взмахнул руками и повис на штакетнике.
Раевский метнулся к нему и увидел на коже зоолога крохотную иголку, похожую на шип какого-то растения.
Грибник пропал, будто его сдуло тем самым ласковым утренним ветерком.
Раевский грохнул кулаками сперва в окно Гамулина, а потом и в дверь Мелиоратора.
– Эй, у вас с соседом беда!
Гамулин вскочил на удивление быстро и заорал ещё громче:
– Степанычу плохо!
Все вместе они окружили тело, висящее в нелепой позе на заборе.
– Сейчас я скорую… – И Гамулин полез в карман за телефоном. Но тут же сам осёкся:
– Да эта скорая сюда два часа ехать будет.
Меж тем Мелиоратор провёл ладонью по лицу дачника.
– Умер Степаныч. Практически умер, да.
Раевский тупо посмотрел на него.
– И что теперь?
– Оживлять будем, – Мелиоратор сказал это угрюмо, но без печали, как человек, которому вдруг выпало внеурочное дежурство. – Вода всё смоет.
Раевский сглотнул.
– Только беда в том, что у меня мёртвой воды нет. Живая есть, а мёртвой нет.
– А без мёртвой нельзя?
– Никак нельзя. Тут всё по науке нужно делать. Без мёртвой неизвестно что получится. Он ведь не совсем мёртвый сейчас, оживишь его – и будет тебе такой потусторонний человек, что мало не покажется. Ты, сосед, возьми гостя и езжай на торфяник к стоячей воде, что я тебе показывал, а я тут пока делом займусь.
Они приехали через час, и этот час Раевский пребывал в каком-то мороке.
Набирая канистру, он незаметно потрогал землю. Земля была честной и твёрдой, Раевскому всё это не снилось, и он не парил в выдуманном космосе снов.
Мелиоратор принял пластиковую ёмкость и, быстро подойдя к зоологу Степанычу, тщательно облил его водой.
Раевский почувствовал, что воздух вокруг на секунду загустел. Это была мистика, которую Раевский так ненавидел, но он действительно почувствовал, как пришла смерть. Без косы и балахона, незримая, похожая на туман.
– А вот теперь хорошо.
И Мелиоратор достал из кармана банку с пульверизатором удивительно прозаического вида.
«Очень похоже на средство для мытья окон», – машинально отметил Раевский.
– Ну да, – заметил мелиоратор, перехватив его взгляд. – У меня другой ёмкости не было. А тут ещё пульверизатор есть – красота. – И начал опрыскивать тело, лежащее перед ним. Сейчас он был похож на хозяйку, что брызгает водой на бельё, приготовляясь к глажке.
Тело выгнулось, и по нему прошла дрожь.
Зоолог зашевелил губами.
– Так матерится, а ещё учёный человек, – удивился Гамулин – Живой был, не позволял себе такого.
Они сели на крылечко, и Гамулин достал сигареты.
«Вот чёрт, я ведь бросил год назад», – сообразил Раевский уже набрав в лёгкие горький дым.
– А ты делал опыт с банками? Только честно.
Гамулин посмотрел на него с тоской.
– Если честно… Делал. Ну, орал гадости в одну банку. Но это всё глупости, я просто банку забыл помыть. Это случайность.
– А что это шумит? – о произошедшем Раевскому говорить не хотелось.
– Трасса шумит, – ответил Гамулин. – Мы вчера другой дорогой приехали, а вот за лесом теперь федеральная трасса – шесть полос. Дрянь дело, пропала земля… Но я всё равно отсюда не уеду. Тут прикольно, учёные люди вокруг. Рассказывают интересное, а что ещё на пенсии нужно?
Вот радио – простая вещь, а сколько вокруг него наворочено…
И, чтобы два раза не вставать - автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел
