Невозможно было объяснить то, за что были присуждены высшие математические награды - и не тупому человеку, а человеку вполне образованному - то есть, потенциальному читателю.
И я хоть и был испорчен математикой, тоже не подлежал инициализации. Потому как надо было быть специалистом - причём довольно узким, в рамках какой-нибудь алгебраической геометрии. Была пройдена какая-то грань и знание стало недостижимым. Поэтому я поверил на слово, поскольку ещё в давние времена читал знаменитую фразу о том, что математика в своей основе есть только цепочка тавтологий. то есть о том, что "математическое доказательство есть тавтологическое преобразование определений и других лингвистических правил. То есть, процесс математического доказательства не должен привносить ничего такого, что не содержалось бы в посылках".
Это погружение в дискуссию почти столетней давности мы тоже обсуждали за грогом и водкой, но я уже думал о другом.
Собственно, о кризисе литературоведения - не о том большом кризисе, что тоже обсуждался рьяно, а о том, что я наблюдал, посещая разнообразные конференции.
Я думал, что вот произойдёт, если обнаружится новый автограф Пушкина, какая-нибудь долговая расписка купцу Синдерюшкину за три аршина аглицкого сукна - долг, разумеется, невозвращён. Оттого она и бнаружена только сейчас в случайных бумагах на случайном чердаке дома по Нижней Синдерюшкинской, которой только что возвращено историческое название.
И вот, этот автограф выводил на широкую дорогу дюжину академических попрошаек. При этом, п...
