
Искры. 1901. Из истории периодической печати в России. [Составление, предисловие В. Гусейнова] - М.: Бослен, 2013. - 160 с.
Про эту книгу написало неожиданно мнго народа - даже Майя Кучерская.
Когда мне её притащил курьер, я как-то даже не очень понял, что это.
Есть такая народная любовь к старым газетам. Вообще, буквы, напечатанные на газетной бумаге, человека моего поколения сопровождали повсеместно. Газеты читали не только дома, но и на столбах и стендах. Потом ими оклеивали стены, вместо грунта для обоев, и в старых домах царь Николай выглядывал из-под вождя Иосифа, и всех их крыл Юрий Гагарин. В газету чистили картошку, в повальном отстутствии туалетной бумаги они ожидали тебя в кабинете задумчивости. И если уж уцелеет периодическая печать, то сокрыты в ней горние тайны.
Дорого бы я дал за растворившиеся в дачном воздухе залежи журнала "Крокодил".
"Искры", конечно, это не "Крокодил".
Но у меня своя свадьба - когда я разглядывал выдернутые из "иллюстрированного художественно-литературного и юмористического журнала (с карикатурами) "Искры", я несколько призадумался.
Интересно (и совершенно непонятно), как эволюционирует юмор.

Из крана не идёт вода - ну, смешно.
Но я как раз не об этом смехе, а о том, как стареют "инвариантные шутки". Анекдот о тёще, история мужа-пьяницы и ревнивой жены.
Кто-то мне рассказывал пару римских анекдотов двухтысячелетней давности.
Ну, да, корысть всё та же, скряги по-прежнему не любимы и всё такое. Вечная история.
А в "Искрах" есть какое-то промежуточное свойство - это ворох юмористических рисунков, не так отдалённых от нас, чтобы не понять, что собственно должно вызывать смех, но и не так остро, чтобы его вызвать.
Это очень странное ощущение.
- Почему купец Х. старого наездника уволил?
- Да видите ли, они прежде вдвоём надували публику, а потом наездник придумал отдельно от хозяина плутовать.
С другой стороны, там открываются какие-то бездны - именно через обывательский быт. Кто-то из французских историков говорил, что отдал бы все декреты Конвента за одну приходно-расходную книгу парижской домохозяйки. Понимать это следовало так: декреты давно известны и перепечатаны неоднократно, а вот как жила парижский дом, что ели на завтрак, на чём экономили и как шиковали - непонятно.
Казус бытовой истории раскрыт мало.
Он и сейчас невнятен- в одном городе платят за проезд в маршрутке садясь в неё, в другом - по выходе. Это различие порождает такую драматургию, что нам и не снилась. Как платили в конке, каковы были неписанные правила разговора с извозчиками, как продавали вуодку. наконец.
Сколько карикатур в "Крокодиле" сейчас непонять - теперь до двадцати двух и после десяти, а раньше - с одиннадцати до девятнадцати, и кто помнит, как на циферблат наручных часов клали юбилейный рубль, на котором Ленин отмеривал сакральное время поднятой рукой? Да никто не помнит, шутки пропали, смыты как фотоэмульсия с дефицитной киноплёнки.
Что-то понятно из русской литературы, которая для нас энциклопедия русской ушедшей жизни, а что-то провалилось в неизвестность навсегда.
Вот, к примеру, картинка. Окулист велит пациенту сидеть в тёмной комнате и не выходить. Но тот высовывает голову, и оправдывается, что не выходит, а только голову высунул. Зачем его держали в этой комнате - непонятно. Чтобы зрачки расширились? Не поймёшь теперь.
Карикатура (что бы не понималось под этим словом) - больше чем фотография. Это росток, торчащий под земли, но росток, корни которого обескураживает исследователя - его корневая система причудлива. Там могут оказаться огромные, непредставимые сразу клубни, подземная жизнь, вовсе не ожидаемая нами.
И, чтобы два раза не вставать, издатели зачем-то решили разбавить карикатуры из журнала столетней давности открытками. Там футуристические виды Москвы с летающими трамваями, на гладь Москвы-реки приземляются какие-то амфибии, мимо будущего "ЦУМа" торопятся обыватели, мотосани с пропеллерами шныряют по зимним улицам... Так вот, круче любого прогноза там невесть откуда взявшаяся фотографическая открытка ресторана "Яр" с садом, выстроенными горами, какой-то дикой тропической растительностью и прочим безумством.
Всё, всё смыла река времени.
Извините, если кого обидел