– Дочитываете ли вы все книги до конца, или можете забросить какую-то не понравившуюся?
– Как правило, дочитываю. Другое дело, что книгу, которая мне кажется халтурной, я быстро перелистываю – для проверки. Вдруг всё же что-то интересное там есть.
– Сколько часов в день вы отдаёте книгам?
– Не знаю. Сегодня вообще ничего им, мерзавцам, не дал. Прочь-прочь! Кыш-кыш! Летите отсюда!
– Читали книги Макаревича? Стоит ли приступать к ним, и если да, то кому?
– Это смотря какие книги Макаревича имеются в виду – я читал его книгу про дайвинг, и одну из книг про публичную кулинарию. Кулинарную книжку я помню плохо, и она мне не понравилась. Книжка про дайвинг была познавательная, но я её кому-то подарил.
– Читали интервью Михаила Шишкина в «Афише»? Как вам шишкинское определение местечковости современной русской литературы?
– Если это «Новый русский роман найдет читателя в мире, только если русские писатели перестанут писать о России и начнут писать о человеке», то это правда. Я согласен с тем, что современная русская литература – неважнец. Для меня русская литература кончилась шестьдесят лет назад, со смертью Платонова.
Другое дело, что Шишкин – мой друг. И я иногда, просто в силу того, что с ним говорю в частном порядке, лучше понимаю короткие ответы в интервью – так вот, другое дело, что я в Западной литературе не вижу уж таких сияющих фигур, к которым я хотел бы приехать в их замок д'Ивуар, как в Ясную Поляну. То есть, очень наблюдаю очень сильный «средний класс», но так чтобы уж такой какой гений, пишущий о человек обнаружился... Нет, не вижу. Просто в XIX и начале ХХ века литература была главным коммуникационным искусством, а нынче вовсе нет.
– Ну список был бы странный – просто есть писатели, которых я сейчас готов что-то спросить, а есть те, с которыми, наверное, полезно было бы поговорить, но надо придумывать вопросы как для интервью.
Я как-то ехал на велосипеде по Тверскому бульвару и увидел Орхана Памука. Хороший такой Памук, когда я ему сказал, что пишу повесть про Стамбул, он мне, кажется, не поверил.
Так вот, о чём говорить с Памуком, я знаю.
А вот нужно ли мне говорить с Нилом Гейманом – не уверен.
С Павичем я говорил, и это было правильно.
У Переса-Реверте есть что спросить, а на Бегбедера я как-то поглядел, да и решил не спрашивать ничего. В голодный год я бы подумал – ему хлебушка-то дать или подождать.
– А за что вы так Нила Геймана?
– Я Геймана совершенно не так. Я его иначе.
– А о чем вы беседовали с Павичем?
– О курительных трубках.
Извините, если кого обидел