***
– И в каком возрасте вы окончательно поняли, что ваше призвание – писать?
– Ох. Я и сейчас окончательно этого не понял. Я довольно долго преподавал в школе, в колледже, а потом в институтах и университете. Я бы и сейчас не отказался от этого занятия. Или бы вёл какую-нибудь передачу на радио, а сочинял бы в свободное время. Но этот рынок труда забит. А так-то что, надо будет, и полы мыть буду.
– Сколько знаков вы можете написать за день? Сколько дней заняло написание самого короткого и самого длинного вашего произведения?
– Знаете, это хороший вопрос – потому что я получил хороший шанс это сформулировать для себя, задумался и стал вспоминать.
Во-первых, тексты бывают разные, одни ты любишь, а другие ненавидишь. Есть и те, что пишешь равнодушно, как работник почты, штемпелюющий конверты (я однажды видел, это очень странное зрелище). Вот короткие рассказы я писал за несколько часов. Например, я придумал рассказ «Майор Казеев», который я очень люблю, как-то зимой, стоя на углу улицы Чехова и Садового кольца, и когла минут за пять потом дошёл домой, то просто его записал. Действительно, можно написать рассказ на адреналиновом шторме, но его бы хорошо потом вычитать и отредактировать, и лучше – несколько раз. Потому как есть известная история, которую рассказывают то про Хаксли, то про Вуда, хотя, это кажется, какой-то английский наркоман, про которого написал Оруэлл. Так вот этому наркоману открылись во время трипа какие-то удивительные тайны мироздания. И он даже их записал. Проснувшись наутро, он обнаружил каракули следующего содержания: «Банан большой, но кожура еще больше».
С такими рассказами есть этот банановый риск.
С другой стороны, я однажды написал роман в двадцать шесть дней – подобно Достоевскому, и даже в те же дни. Я специально не загадывал, но так просто всё совпало.
А когда я работал в большой газете, то мне часто приходилось написать несколько рецензий общим объёмом в полосу (газетную страницу) за день, а это было почти половина авторского листа. Вот я и думаю, что пятнадцать-двадцать тысяч знаков – это нормальный выполнимый объём. Но тут есть оговорка: эти объёмы – некая абстракция: одно дело успешный человек, журналист или врач, который между делом пишет роман, другое – человек, связанный условиями договора, запродавший себя как тот же Достоевский.
Во-вторых, важно, для чего ты живёшь. Я не могу сказать, что кроме белого экрана Microsoft Word мне ничего не надо. Надо много что ещё – лениться, смотреть на небо, пойти в гости.
Да и я не уверен, что человечеству нужны от меня десять-двадцать тысяч знаков в день. Во всяком случае, я пока не вижу желающих их оплачивать.
– «Адреналиновый шторм» – очень точно и ёмко. 200/140. Но ведь в подобном состоянии писатель действительно похож на психа. Главное – не остаться в нём навсегда.
– Если это вопрос (а он не влез, и поэтому я отвечу не на него, а на такой несуществующий вопрос, который меня самого волнует). Я – за умную прозу. Если мне подпихивают какое-то безумие, то ну его в болото. Иногда (особенно в живописи и в музыке) пытаются делать вид, что безумие самоценно. Это всё неправда, и я вспоминаю тогда Джима Моррисона, что под конец жизни был весьма дурён, пел неважно, полконцерта переругивался с залом и попадал мимо нот под веществами.
В прозе сразу видно – умный твой собеседник или нет. Всё время оглядываешься, проверяещь себя и буквы... Да, безумие прозе противопоказано – я бы даже сказал, что безумие всему противопоказано, но я за всех не автоответчик.
– Писатель, в сущности – обманщик?
– Скоро увидим. Я тут дал одному писателю в долг – если не вернёт, то именно так. Я потом доложу о результатах, как и что.
Извините, если кого обидел