История про канал

Это сейчас Беломоро-Балтийский канал превратился в дешёвые папиросы с размытой картой.

Пачка, вернее рисунок на ней,  был источником многочисленных анекдотов, вроде истории с лётчиками, что забыли плашет и летели по пачке «Беломора».

Его строили с 1931 по 1933 год, назвали именем Сталина (в 1961 году это имя с названия отвалилось).

А вот в начале тридцатых о канале только и говорили.

Во-первых, это был «первый в мире опыт перековки трудом самых закоренелых преступников-рецидивистов и политических врагов».

Во-вторых, об этом говорили открыто.

Потом говорить о труде заключённых стало не принято.

А тогда писали книги и ставили пьесы – погодинских «Аристократов», к примеру.

Есть  странный и страшный текст, детектив-нуар, где герой падает в тихий омут безумия, потому что жизнь пошла криво. Всё подмена, всё зыбко – куда страшнее, чем в незатейливой истории человека, попавшего в Матрицу. И мальчик-герой всё время промахиваешься – в выборе друзей и в боязни врагов, мечется по дому, по городу, несёт тебя по стране.  Зло заводится в тебе как бы само по себе, шпион появляется в квартире так – от сырости. Будто следуя старинному рецепту, разбросать деньги и открыть дверь. И на третий, третий обязательно день – вот он, шпион, готов. Тут как тут.

Потом мальчик спрашивает человека в военной форме, откуда взялся его загадочный фальшивый дядя – «Человек усмехнулся. Он не ответил ничего, затянулся дымом из своей кривой трубки, сплюнул на траву и неторопливо показал рукой в ту сторону, куда плавно опускалось сейчас багровое вечернее солнце». Шпионы всегда приходят со стороны заката, оттуда, из Царства Мёртвых.

Герой – человек без возраста. Он взрослый в детском теле. К тому же он, как герой античного романа, не меняется, а только искупает ошибки. Как награду за желание умереть, мир возвращает мальчику отца – с увечным пальцем и шрамом на виске, но живым его выплёвывает Беломоро-Балтийский канал.

Прямо в тексте об этом не говорится, но адрес села Сороки, откуда пишет отец, села что стало в тридцать восьмом городом Беломорск с каким-нибудь другим адресом спутать сложно.

Это, разумеется, «Судьба барабанщика».

Канал, а точнее – Беломоро-Балтийский канал был стройкой поизвестнее Днепрогэса (его закончили годом раньше).

Летом тридцать третьего сто двадцать писателей во главе с Максимом Горьким приехали на строительство, чтобы потом написать книгу. (Месяцем ранее туда приехал Пришвин, который в результате написал роман «Осударева дорога». «Осударева дорога»  напечатана тогда быть не могла и увидела свет только в 1957 году.

А вот книга о Беломоро-Балтийском канале вполне себе была напечатана. (Сейчас её продают библиофилам по 12.000-18.000 рублей - в зависимости от сохранности)

Правда,  огромный шестисотстраничный том писали не 120 путешественников, а 36 человек.

Иллюстрировал её Родченко.

Шкловский, не ездивший со всеми (а набор имён был соответственный - Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Ильф и Петров, Бруно Ясенский, Валентин Катаев, Вера Инбер, Дмитрий Святополк-Мирский и прочие),   так вот - Шкловский, судя по всему, ничего сам не писал.

Он был приглашён (это то самое приглашение, от которого нельзя отказаться), как «гений монтажа».

Монтажа там было достаточно.

В начале тридцатых всё монтировалось довольно лихо, и, отмотав один год назад, среди записей в «Чуккокале» можно обнаружить:

«Вера Торгсинбер

Карьерий Вазелинский,

П. А. Правленко

без.Прин.Цыпин

1932

А ещё там значится следующий каламбур:

«Эпоха переименована в максимально-горькую.

Тоже не Виктор Шкловский»^[i]

Вообще, канал в советской мифологии – очень странный и интересный предмет.

Управление водой, водяная цивилизация (как писали историки – «гидравлическая»).

Отчего на слуху нет книг, посвящённых рукотворной реке, как символу повелевания водами – неизвестно.

Каналы оказываются, наряду с гидроэлектростанциями в числе главных строек коммунизма.

Канал возвращает мифологию ко временам древним – египетским и вавилонским.

Есть разве папиросы «Кузнецкстрой» или «Магнитка»?

При этом Беломорканал – довольно сложное и очень остроумное (по крайней мере, с инженерной точки зрения) сооружения.

Это, кстати, одно из немногих сооружений, построенных по плану, в срок – с  16 октября 1931 года по 20 июня 1933-го.

Перед писателями, кстати, на стройку съездил сам Сталин.

Есть знаменитые кадры, снятые на палубе – там понемногу исчезают в мутной реке Леты-Ретуши спутники вождя.

Глянь – и вместо какого наркома уже палубная надстройка или деталь пейзажа.

Книга, которую создали советские писатели,  была сделана так же – точно и в срок, прямо в руки делегатам  XVII съезда ВКП(б), этому съезду она, собственно и посвящалась. То есть, её сдали в набор  12 декабря 1933-го, а 26 января 1934 уже лежал в Кремле.

Изданий, правда, было два – одно для широкого распространения, тиражом в 80.000 экземпляров, и особое, тиражом 4000 – но куда более роскошное.

Потом вышло то, что обычно бывало в ту пору.

Имперской фундаментальности всегда мешают реальные биографии.

Солженицын писал по этому поводу: «Книга была издана как бы навеки, чтобы потомство читало и удивлялось, но по роковому стечению обстоятельств большинство прославленных в ней и сфотографированных руководителей через два-три года все были разоблачены как враги народа. Естественно, что и тираж книги был изъят из библиотек и уничтожен. Уничтожали ее в 1937 году и частные владельцы, не желая нажить за нее срока. Теперь уцелело очень мало экземпляров, и нет надежды на переиздание…»

Но с последним замечанием будущий кавалер ордена Андрея Первозванного поторопился. Книга эта была переиздана, я её видел и держал в руках.

В пору своей работы книжным обозревателем я дивился толстому тому под названием

«Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства 1931 – 1934 гг.» под редакцией М.Горького, Л.Авербаха и С.Фирина»,  но что удивительно, в этой книге, републикованной в конце девяностых, не было сведений об издателе – то есть, выходные данные там были, но – 1934 года, из старого издания.

 Добрый мой товарищ Андрей Мирошкин как-то напиал об этой книге: «Вообще, книга о Беломорканале стала в каком-то смысле апофеозом того «романа», который развивался у советских писателей 20–30-х годов с чекистами всевозможных рангов. Вспомним: завсегдатеем литературных кафе был Я.Блюмкин, Маяковский водил дружбу с Аграновым, Есенин ради острых ощущений ходил на ночные экзекуции… Суровый, бесстрашный и беспощадный к врагам чекист становился главным героем советской романтической литературы. Что поделать: все прочие персонажи-романтики оказались контрреволюционерами! Авербах и его товарищи по РАППу вскрыли классовую сущность гумилевских конквистадоров и блоковских рыцарей. Идеальным героем революционного романтизма должен был стать чекист. И он им стал. Книга о Беломорканале – своего рода гимн ОГПУ и его тогдашнему руководителю Генриху Ягоде. И гимн, увы, весьма талантливый…

Главы книги носят патетические названия: «Страна и ее враги», «Темпы и качество», «Добить классового врага» и др., но содержание главы не всегда соответствует заголовку. В книге чередуются очерки о чекистах, строителях, о всевожможных ударных вахтах и кампаниях (против лодырей, очковтирателей…), очерки-монологи (перековавшийся аферист, стрелок ВОХРа…), а также очерки научно-популярные, где рассказывается, допустим, о принципах шлюзования судов или о минеральных ресурсах Карелии. Описания «трудовых будней» на редкость скучны и однообразны. «Технические» эпизоды интересны лишь с познавательной точки зрения. Лучше и ярче всего написаны биографии чекистов, инженеров и рабочих-ударников. Здесь как-то забываешь о соотношении правды и вымысла, о том, кому посвящена эта хвалебная песнь. Сухой, динамичный, в меру образный, информативно насыщенный стиль: закат эпохи конструктивизма, этого советского западничества. Местами просто отличный текст – своего рода упоение цинизмом, помноженным на литературный талант. Все-таки лучшие человековеды страны работали…

Открытие канала описано, как и полагается, в самых мажорных тонах. Первый прошедший по маршруту пароход назывался, разумеется, «Чекист».

Завершает книгу живописнейшая утопия в гидротехническом вкусе. Конец тридцатых годов. Москва принимает корабли пяти морей. Весь город прорезан каналами, на площадях бьют фонтаны, шелестят листвой парки. Царство прохлады, влаги, свежести! Оно должно было возникнуть в столице после постройки канала Москва – Волга и нескольких водных коммуникаций в черте города. Но мечтам о «социалистической Венеции» не суждено было сбыться в полной мере. И «книги века» о других грандиозных стройках сталинской эпохи, к написанию которых призывал в 1934-м Максим Горький, так и не были созданы».[ii]

Вот в те времена, перед работой по монтажу книги, Шкловский и поехал на канал, и именно там и была произнесена знаменитая острота, которая, увы, заслоняет детали целого пласта биографии.

«Виктор Шкловский был человеком благородным, хоть и не слишком мужественным. В жилах его текла кровь революцио­нера. Тем не менее Сталин его почему-то не посадил. В конце три­дцатых годов это удивляло и самого непосаженого, и его друзей.

Округляя и без того круглые глаза свои, притихший формалист шепотом говорил:

— Я чувствую себя в нашей стране, как живая чернобурка в ме­ховом магазине».[iii]

Так написал Мариенгоф, но как мы видим, пользуясь нетвёрдой памятью или чужим пересказом.

Слова эти обращены не к публике, а к ещё не смертельно опасной есу выласти, власти, с которой можно пошутить.

И сказаны они не о стране, а о самом карельском пушном магазине – потому что и Шкловский, и его собеседник-чекист прекрасно знают, что гость мало чем отличается от подопечных местного хозяина.

Сам Шкловский вспоминал об этой фразе в беседе с Чудаковым: «Говорили о Чехове. С него В. Б. перешел на своего брата Владимира, который Чехова не любил.

— Ему казалось, что Чехов холодно относится к религии. А сам он был церковник. Всегда крестился на купола — даже со сбитыми крестами. Тогда это эпатировало.

Его арестовали как эсперантиста (пришла Варвара Викторовна, уточнила: «году в 34-м»). Я был у него на Беломорканале. Он был землекопом. Я им там сказал: «Я здесь чувствую себя живым соболем в меховой лавке».[iv]