При этом мне было ясно, что время упущено, и теперь уже невозможно, вослед Бродскому, "заказать чай, и вдыхая запах гниющих водорослей, наблюдать, не меняя выражения лица, как авианосцы Третьего Рима, медленно плывут через ворота Второго, направляясь в Первый".
Хотя потом, мне говорили, в проливах заблудился какой то- бывший советский авианосец и бился о берега как пойманная рыба. Но это будет потом, несколько лет спустя, а тогда перед нами появилась новая съедобная рыбина - с непереводимым названием. Её сначала предъявляли. Рыбу показывали в начале - как толпе показывают приговорённого к казни короля. Повар принёс её и держал в руке как член. Поводил, встряхивал. Рыба открывала рот. Ей было дурно.
Семёнов говорил о еде с интонациями философа и диетолога одновременно:
- Не только у вас были карточки на продовольствие. У нас они были тоже - во время и после войны…
"У нас" означало - в Англии.
Я думал, что настоящим гурманом может стать только человек время от времени переживавший голодные времена. И ещё - человек немолодой, у которого любовь к пище уже слабо связана с потребностями организма.
