Ну, эта смерть не была, в общем, неожиданной. Ан, всё ж как-то нехорошо вздрогнул.
На одной из последних фотографий, которую услужливо выкинула передо мной Сеть, он удивительным образом стал похож на Евтушенко. Несмотря ни на что, это был какой-то парных конферанс Вознесенский-Евтушенко, или даже Вознесенский/Евтушенко - при всей разности этих фигур.
Многочисленные некрологисты сразу же закричат о том, что кончилась эпоха. Так всегда кричат в таких случаях, это что-то вроде междометия, которое употребляется бездумно.
Эпоха, конечно, кончилась, но кончилась давно. Была в моей жизни такая картина: когда на утро подходишь к костру, от котрого все разошлись, его угли ещё тлеют. Время шестидесятых давно зола, прах, история. Угли остыли. И когда жизнь тебе тычет под нос выживших - удивляешься. Удивительно, что эпоха длилась, будто огонёк над углями костра. Все уже заснули по палаткам, а огонёк то тух, то вспыхивал, в теперь, наконец, исчез окончательно.
Мне есть что сказать о мёртвом поэте (меньше, чем многим не то чтобы друзьям, но многим в моей ленте), и мне есть что сказать о нём с иронией. Фигура-то трагическая, хотя даже у меня в комментах можно услышать, что жалеть не надо - человек-праздник, женщины, странствия, стихи. Пожил, так сказать.
Но нет, фигура кифареда всё же трагическая. Однако я повторяю свою мысль. Смерть - это всегда рык льва в лесу. Глас царя зверей. Звук, известие, знак - после которого все звери должны прижать уши и задуматься. Не спрашивай, дурень, по ком звонит колокол. он звонит по тебе.
Извините, если кого обидел.
