На охоту поехало шесть человек, а вернулось-то только четыре.
Двое-то не вернулись.
Даниил Хармс. "Охотники".
Мы пошли в зимний поход с экспатами.
Экспаты - были людьми странной зарубежной национальности, что не имеют постоянного пристанища и живут в московских офисах.
В метро, прежде экспатов, я увидел Жида Ваську в дурацкой шапочке и Хомяка в белоснежном пушистом ватнике. Мы сочли запасы - у меня была большая армейская фляжка, Васька припас бутылку, заткнутую газетой, а Хомяк прикупил изысканную настойку одеколона на фуа-гра в изящном флакончике.
- Зря ты оделся в белое, - сказал я, когда мы сняли пробу.
- Ничего, - ответил Хомяк. - Белый цвет, кстати, известный символ траура.
Он вообще у нас жутко догадливый. Правда, одна канадская старуха смекнула что к чему, и отказалась идти в лес. Она потопталась у платформы, да и уехала обратно - спаслась, одним словом.
Вскоре южный кореец, который руководил путешествием, поскользнулся и стукнулся головой о какой-то металлический швеллер, которые у нас обычно торчат на обочинах лесных тропинок. Он залился кровью, и две американки бросились промокать её гигиеническими прокладками. Южного Корейца перевязали, и он стал похож на Корейца Северного, пострадавшего в боях на 38-ой параллели.
Интереснее всего, что Кореец от всего этого повредился внутренностью своей головы, и пошёл по лесу зигзагами, постоянно меняя направление. Время от времени он ложился на снег и смотрел в холодное московское небо, а потом опять рыскал по лесу как заяц.
Нам-то было всё равно - мы смотрели на хмурый лес и чёрные ветки кустарника. Экспаты в ярких куртках были похожи на кисть рябины в этой белизне.
Потом сломал ногу наш француз. Он свалился в овраг, и был теперь похож на карася в сметане, которого один романист сравнил с дохлыми наполеоновскими кирасирами образца 1812 года.
Я философски сказал, что французам редко везло под Москвой. Хомяк и Жид Васька со мной согласились, и мы выпили - я из фляжки, Васька из бутылки, а Хомяк из изящного флакончика. Мы решили, что француз замёрзнет достаточно быстро, и мучения его сами собой прекратятся.
Лес был чудесен - снег лежал на еловых лапах, им была укутана каждая веточка, и сама Россия, казалось, проступала в этом зимнем великолепии.
Внезапно мы зашли в болото. В болоте тут же утонул наш австралиец.
Мы начали смотреть, как он пускает пузыри и гонит волну. Австралиец смешно шевелил лапами - как кенгуру. Надо сказать, что он изрядно испортил вид заболоченной поляны - девственно чистый снег обезобразился чёрной полыньёй, и повсюду летели грязные брызги.
Мы отвернулись и выпили - я из своей фляжки, Васька из бутылки, а Хомяк из изящного флакончика.
Южный кореец окончательно куда-то потерялся, и мы побрели по снежной целине в арьергарде поредевшей колонны экспатов.
Перед нами открылся вид на гигантский забор, посредине которого была проделана дырка. Экспаты, будто цепочка муравьёв, втянулись в неё. Тут я увидел что-то знакомое в этом заборе.
- Знаешь, Хомячок, - сказал я. - а ведь это Полк ракетного прикрытия нашей столицы Первой особой армии ПВО страны. Мои спутники понимающе закивали и мы выпили, поменявшись напитками.
Экспаты весело валили по тропинке, щёлкая фотоаппаратами. Прямо перед ними стоял памятник ракете. Ракета была довольно высокая и стояла на стартовом столе, но приваренная к нему в нескольких местах намертво, чтобы не улетела.
Внезапно впереди кто-то заголосил, и ахнул выстрел.
Мы залегли за голубыми и светло-зелёными, похожими на сигарницы, контейнерами уже современных, годных к пуску ракет. Выстрелы умножились, как и крики.
- Зря это они так. Не нужно было им сюда ходить - сказал Васька, доставая из рюкзака мою фляжку. Я вынул из кармана его бутылку и сделал глоток. Хомяк понюхал свой флакончик, но пить не стал.
- Интересно, - сказал я в пространство, - охрана пленных будет брать?
- Да всё равно, часовым едино отпуск дадут, - рассудил Хомяк. - А больше им ничего не надо.
- Тяжело жить на чужбине, - поддержал я разговор. - Не ехал бы ты, Васька в Италию. На хрен тебе это надо, там снега вовсе нет - а у нас, смотри, какая прелесть. Надо на Родине жить.
Впереди заработал пулемёт, и пули как горох застучали по нашим контейнерам. Выждав, Васька высунулся и осмотрел поле битвы.
- Жаль, - заметил он - аргентинка мне даже нравилась.
- Подруга у неё поинтереснее будет, - ответил Хомяк.
- Подруги не вижу.
Мы ещё раз обменялись сосудами, и отряхнувшись, пошли дальше. Кровавый след уходил в сторону забора, но никакого движения не наблюдалось. Мы вышли в лес с другой стороны воинской части, аккуратно прикрыв дверцу со звездой.
Темнело. Дорога катилась под уклон, и там, вдали слышался вой и рык вечерней электрички.
Вдруг из кустов на нас выскочил один из наших спутников, большой рыжий немец и кинулся нам в ноги. Мы похлопали его по плечам, подняли и попытались дать водки. Он был совершенно цел, только всё время трясся и дёргал головой. Немец почему-то отказался от водки, и мы потрусили к станции вчетвером.
Платформа была горбата от наледи и слипшегося снега. Мы прыгали по ней как волейболисты. Потом Хомяк лупил себя ладонями по коленкам, я набил трубку, а Васька сразу вытащил из-за пазухи флакончик с настойкой на фуа-гра. Он отхлебнул, и глаза его выпучились, как у варёного рака. Мы оглянулись на немца - ему было всё равно.
- Знаете, немцам под Москвой тоже не везло, - сказал я друзьям, и со мной все согласились. Ведь я слыл знатоком военной истории.
Вымахнул из-за поворота прожектор, засвистели вагоны, скрипнули тормоза.
Мы полезли в тамбур.
Наш немец замешкался, нелепо взмахнул руками, и провалился в щель между вагоном и платформой. Двери сошлись, поезд дёрнулся и стал набирать ход. Внизу что-то чавкнуло, но скоро мир вокруг нас наполнился стуком колёс, теплом электрических печей под сиденьями, и дорожными разговорами.
- А всё-таки подруга у этой аргентинки была очень даже ничего, - вздохнул Хомяк.
- То тебя на глистов тянет, то на свинок - не разберёшь, - ответили мы Хомяку, а потом снова выпили - я остатки настойки, Хомяк - водку из бутылки, а Жид Васька опустошил мою фляжку. Он с недоверием посмотрел в её чёрное нутро долгим обиженным взглядом. Пробочка на цепочке моталась у его щеки.
- Да, - сказал он печально. - Кончилось. Кстати, мой папа зовёт нас в следующее воскресенье в поход на лыжах. Иностранцы какие-то будут. Девушки…
Мы согласились, что надо, конечно, съездить.
Иностранцы очень интересный народ. Такие забавные, приятные люди.
Только часто не умеют себя поставить в чужой стране. И прозвище у них какое-то дурацкое - "экспаты".
лучший подарок автору - указание на замеченные ошибки и опечатки
Извините, если кого обидел.
